Сочинение, не сданное на проверку

Рассказ ведется от первого лица. Это грустная история взлета и падения звезды. Он был певцом и человеком необычайной доброты. Вот за эту доброту к людям, расположение к ним, желание всегда делать им приятное, доставить радость прозвали Джентльменом.

Пока он пользовался успехом, и у него были деньги, доброта эта находила свое выражение в том, что он беспрестанно угощал своих друзей, не считая денег, не жалея денег. Давал им деньги и не брал обратно.

Три года такой жизни выработали у него болезненное самолюбие. Он сам нравился себе таким безбашенным добряком и, например, очень обижался, если не принимали его подарков, если угощали его, а не он. Иначе он уже жить не мог. Наркотик делания доброты захватил его. Он хотел быть источником радости для людей. Он искренне верил, что это так.

Но прошли годы его успехов. Он постарел. Уже не такие залы собирались на его концерты. Наконец, он остался без работы, так и не накопив ни одного сентаво.

Он очень переживал. И «друзья», видевшие в этой прекрасной душе только чудачества, но все же любившие его, старались не встречаться с ним, чтобы не причинять ему боль. (Ведь он не мог как раньше угостить их от души.)

И он все бросил. Уехал в другой город. Как узнали потом, работал он то ли смазчиком, то ли слесарем в гараже. И там его не знали.

Но в памяти людей его родного города он навсегда останется Джентльменом. А это для него главное. Поэтому он вовремя ушел из жизни этого города. Ушел, чтобы память о нем осталась такой же светлой, бесшабашной, доброй.

Ведь это главное: «Тьмы темных истин нам дороже нас возвышающий обман»

Такая вот грустная новелла. Напишем?

***

Любви все возрасты покорны

Он просто не мог дальше сидеть с ними, он не мог больше слушать их пустую болтовню, резали слух эти дурацкие анекдоты. Рассказав им очередной, его очередь подошла, и пока все ржали, он, вздохнув и нахмурив брови просто поднялся и вышел из класса. За спиной раздавался гогот. Здорово он из завел. Анекдот был такой. Хорошо, что ее рядом не было. Не для девичьих ушей.

В коридоре уже было наполовину темно. Тихо. И он подумал о ней. О Людке Лысенко, своей тайной любви. С которой просто мечтал каждый встретиться, признаться. Так хотелось быть с ней рядом. Он уже представил слова какие скажет, как возьмет ее за теплую пухлую мягонькую ладошку, как… О фантазии.

Он снова вздохнул и быстрее зашагал по коридору громко стуча модными самодельно подкованными ботинками.

И о чудо! В конце коридора он увидел ее. Она была одна. Стояла у окна. Листала тетрадь. Черные как звездная ночь волосы лежали на воротнике белого свитера, рассыпались плечам. Удивительно оранжевый шарфик ласково висел на шее, обнимая кругленькие плечики. «Ого». – прошептал он и в нерешительности остановился. Зачем-то потер лоб. Поправил воротник, о которого почему-то стало жарко. И от жары этой еще больше смутился. И идти дальше не решился. А пятясь и не спуская с нее очарованных глаз бочком – бочком протиснулся в пустой темный класс и чуть дыша сел за первый же попавшийся стул, откинулся на спинку и печально вздохнул. Опять не решился. – почему-то печально подумалось. Закрыл глаза. Тишина. Гулко бьется сердце. Так громко, что точно в соседнем классе слышно. А уж в коридоре точно.