Сочинения

В тот миг, как с пошвы до конька

И около, презренным взглядом,

Мое строение слегка

С своим обозревая рядом,

Ты в гордости своей с высот

На низменны мои мнишь кровы

Навесить темный сад кедровый

И шумны токи вод, -

Кто весть, что рок готовит нам?

Быть может, что сии чертоги,

Назначенны тобой царям,

Жестоки времена и строги

Во стойлы конски обратят.

За счастие поруки нету,

И чтоб твой Феб светил век свету,

Не бейся об заклад.

Так, так! - но примечай, как день,

Увы! ночь темна затмевает;

Луну скрывает облак, тень;

Она растет иль убывает:

С сумой не ссорься и тюрьмой.

Хоть днесь к звездам ты высишь стены,

Но знай: ты прах одушевленный

И скроешься землей.

Надежней гроба дома нет,

Богатым он отверст и бедным;

И царь и раб в него придет:

К чему ж с столь рвеньем ты безмерным

Свой постоялый строишь двор,

И ах! сокровищи Тавриды

На барках свозишь в пирамиды

Средь полицейских ссор?

Любовь граждан и слава нам

Лишь воздвигают прочны домы;

Они, подобно небесам,

Стоят и презирают громы.

Зри, хижина Петра до днесь,

Как храм, нетленна средь столицы!

Свят дом, под кой народ гробницы

Матвееву принес!

Рабочих в шуме голосов,

Машин во скрыпе, во стенаньи,

Средь громких песен и пиров

Трудись, сосед, и строй ты зданьи;

Но мой не отнимай лишь свет.

А то оставь молве правдивой

Решить: чей дом скорей крапивой

Иль плющем зарастет?

1791; 1798 (?)

Анакреон в собрании

Нежный, нежный воздыхатель,

О певец любви и неги!

Ты когда бы лишь увидел

Столько нимф и столько милых,

Без вина бы и без хмелю

Ты во всех бы в них влюбился;

И в мечте иль в восхищеньи

Ты бы видел, будто въяве:

На станице птичек белых

Во жемчужной колеснице,

Как на облачке весеннем

Тихим воздуха дыханьем,

Со колчаном вьется мальчик,

С позлащенным легким луком,

И туда-сюда летает;

И садится он по нимфам,

То на ту, то на иную,

Как садятся желты пчелы

На цветы в полях младые.

Он у той блистал во взглядах,

У иной блистал в улыбке

И пускал оттуда жалы,

Как лучи пускает солнце.

Жалы были ядовиты,

Но и меду были слаще,

Не летали они мимо,

Попадали они в душу,

И душа б твоя томилась,

Уязвленная любовью;

Лишь Паллады щит небесной

Утолил твои бы вздохи.

1791

К силуэту

Ивана Ивановича Хемницера

Эзоп лампадой освещал;

А басня кистию тень с истины снимала, -

Лицом Хемницера незапно тень та стала,

Котору в баснях он столь живо описал.

Ок. 1791

Скромность

Тихий, милый ветерочек,

Коль порхнешь ты на любезну,

Как вздыханье ей в ушко шепчи.

Если спросит, чье? - молчи.

Чистый, быстрый ручеечек,

Если встретишь ты любезну,

Как слезинка ей в лицо плещи.

Если спросит, чья? - молчи.

Ясный, ведряный денечек,

Как осветишь ты любезну,

Взглядов пламенных ей брось лучи.

Если спросит, чьи? - молчи.

Темный, миртовый лесочек,

Как сокроешь ты любезну,

Тихо веткой грудь ей щекочи.

Если спросит, кто? - молчи.

1791; 1798

Заздравный орел

По северу, по югу

С Москвы орел парит;

Всему земному кругу

Полет его звучит.

О! исполать, ребяты,

Вам, русские солдаты!

Что вы неустрашимы,

Никем непобедимы:

За здравье ваше пьем.

Орел бросает взоры

На льва и на луну,

Стокгольмы и Босфоры

Все бьют челом ему.

О! исполать вам, вой,

Бессмертные герои,

Румянцев и Суворов!

За столько славных боев:

Мы в память вашу пьем.

Орел глядит очами

На солнце в высоты,

Герои под шлемами -

На женски красоты.

О! исполать, красотки,

Вам, росски амазонки!

Вы в мужестве почтенны,

Вы в нежности любезны:

За здравье ваше пьем!

1191; 1801

На умеренность

Благополучнее мы будем,

Коль не дерзнем в стремленье волн,

Ни в вихрь, робея, не принудим

Близ берега держать наш челн.

Завиден тот лишь состояньем,

Кто среднею стезей идет,

Ни благ не восхищен мечтаньем,

Ни тьмой не ужасаем бед;

Умерен в хижине, чертоге,

Равен в покое и тревоге.

Собрать не алчет миллионов.

Не скалится на жирный стол;

Не требует ничьих поклонов

И не лощит ничей сам пол;

Не вьется в душу к царску другу,

Не ловит таинств и не льстит;

Готов на труд и на услугу

И добродетель токмо чтит.

Хотя и царь его ласкает,

Он носа вверх не поднимает.

Он видит, что и дубы мшисты

Кряхтят, падут с вершины гор,

Перун дробит бугры кремнисты

И пожигает влажный бор.

Он видит, с белыми горами

Вверх скачут с шумом корабли;

Ревут, и черными волнами

Внутрь погребаются земли;

Он видит - и, судьбе послушен,

В пременах света равнодушен.

Он видит - и, душой мужаясь,

В несчастии надежды полн;

Под счастьем же, не утомляясь,

В беспечный не вдается сон;

Себя и ближнего покоя,

Чтит бога, веру и царей;

Царств метафизикой не строя,

Смеется, зря на пузырей,

Летящих флотом к небу с грузом,

И вольным быть не мнит французом.

Он ведает: доколе страсти

Волнуются в людских сердцах,

Нет вольности, нет равной части

Царю в венце, рабу в цепях;

Несет свое всяк в свете бремя,

Других всяк жертва и тиран,

Течет в свое природа стремя;

А сей закон коль ввек ей дан,

Коль ввек мы под страстьми стенаем, -

Каких же дней златых желаем?

Всяк долгу раб. - Я не мечтаю

На воздухе о городах;

Всем счастливых путей желаю

К фортуне по льду на коньках.

Пускай Язон с Колхиды древней

Златое сбрил себе руно,

Крез завладел чужой деревней,

Марс откуп взял, - мне все равно,

Я не завидлив на богатство

И царских сумм на святотатство.

Когда судьба качает в люльке,

Благословляю часть мою;

Нет дел - играю на бирюльке,

Средь муз с Горацием пою.