Но если б царь где доброй, редкой
Велел мне грамотки писать,
Я б душу не вертел рулеткой,
А стал бы пнем - и стал читать
Равно о людях, о болванах,
О добродетелях в карманах.
А ежели б когда и скушно
Меня изволил он принять,
Любя его, я равнодушно
И горесть стал бы ощущать,
И шел к нему опять со вздором
Суда и милости просить.
Равно когда б и светлым взором
Со мной он вздумал пошутить
И у меня просить прощенья, -
Не заплясал бы с восхищенья.
Но с рассужденьем удивлялся
Великодушию его,
Не вдруг на похвалы пускался;
А в жаре сердца моего
Воспел его бы без притворства
И в сказочке сказал подчас:
“Ты громок браньми - для потомства,.
Ты мил щедротами - для нас,
Но славы и любви содетель
Тебе твоя лишь добродетель”.
Смотри и всяк, хотя б чрез шашни
Фортуны стал кто впереди,
Не сплошь спускай златых змей с башни
И, глядя в небо, не пади;
Держися лучше середины
И ближнему добро твори;
Назавтра крепостей с судьбины
Бессильны сами взять цари.
Есть время, - сей, оно превратно;
Прошедше не придет обратно.
Хоть чья душа честна, любезна,
Хоть бескорыстен кто, умен, -
Но коль умеренность полезна
И тем, кто славою пленен!
Умей быть без обиды скромен,
Осанист, тверд, но не гордец;
Решим без скорости, спокоен,
Без хитрости ловец сердец;
Вздув в ясном паруса лазуре,
Умей их не сронить и в бурс.
1792
На птичку
Поймали птичку голосисту
И ну сжимать ее рукой.
Пищит бедняжка вместо свисту;
А ей твердят: “Пой, птичка, пой!”
1792 или 1793
[Image010]
Амур и Псишея
Амуру вздумалось Псишею,
Резвяся, поймать,
Опутаться цветами с нею
И узел завязать.
Прекрасна пленница краснеет
И рвется от него;
А он как будто бы робеет
От случая сего.
Она зовет своих подружек,
Чтоб узел развязать;
И он своих крылатых служек,
Чтоб помощь им подать.
Приятность, младость к ним стремятоя
И им служить хотят;
Но узники не суетятся,
Как вкопаны стоят.
Ни крылышком Амур не тронет,
Ни луком, ни стрелой;
Псишея не бежит, не стонет,
Свились, как лист с травой.
Так будь, чета, век нераздельна,
Согласием дыша:
Та цепь тверда, где сопряжение
С любовию душа.
1793
Храповицкому
Товарищ давний, вновь сосед,
Приятный, острый Храповицкой!
Ты умный мне даешь совет,
Чтобы владычице киргизской
Я песни пел
И лирой ей хвалы гремел.
Так, так, - за средственны стишки
Монисты, гривны, ожерелья,
Бесценны перстни, камешки
Я брал с нее бы за безделья
И был - гудком -
Давно Мурза с большим усом.
Но ежели наложен долг
Мне от судеб и вышня трона,
Чтоб не лучистый милый бог
С высот лазурна Геликона
Меня внушал,
Но я экстракты б сочинял,
Был чтец и пономарь Фемиды
И ей служил пред алтарем;
Как омофором от обиды
Одних покрыв, других мечом
Своим страшит
И счастье всем она дарит, -
То как Я<кобия> оставить,
Которого весь мир теснит?
Как Л<огинова> дать оправить,
Который золотом гремит?
Богов певец
Не будет никогда подлец.
Ты сам со временем осудишь
Меня за мглистый фимиам;
За правду ж чтить меня ты будешь,
Она любезна всем векам;
В ее венце
Светлее царское лице.
1793
Горелки
На поприще сей жизни склизком
Все люди бегатели суть:
В теченьи дальном или близком
Они к мете своей бегут.
И сильный тамо упадает,
Свой кончить бег где не желал:
Лежит; но спорника, мечтает,
Коль не споткнулся бы, - догнал.
Надеждой, самолюбья дщерью,
Весь возбуждается сей свет;
Всяк рвенье прилагает к рвенью.
Чтоб у передних взять перед.
Хоть детской сей игре, забаве
И насмехается мудрец,
Но гордый дух летит ко славе,
И свят ему ее венец.
Сие ристалище отличий,
Соревнование чесгея -
Источник и творец величий
И обоженяя людей;
Оно изящного содетель,
Великолепен им сей свет:
Превозможеиье, добродетель
Лишь ям крепится и растет.
ВОТ вы, рожденные судьбою
Вождями росским вождям быть,
Примеры подавать собою
И плески мира заслужить!
Дерзайте! рвение полезно,
Где предстоит вам славы вид;
Но больше праведно, любезно,
Кто милосердьем знаменит.
Екатерине подражая,
Ее стяжайте вы венец;
Она, добротами пленяя,
Царица подданных сердец.
1793
[Image011]
Колесница
Течет златая колесница
По расцветающим нолям;
Сидящий, правящий возница,
По конским натянув хребтам
Блестящи вожжи, держит стройно,
Искусством сравнивая их,
И в дальнем поприще спокойно
Осаживал скок одних,
Других же, к бегу побуждая,
Прилежно взорами блюдет;
К одной, мете их направляя,
Грозит бичом иль им их бьет.
Животные, отважны, горды.
Под хитрой ездока уздой
Лишенны дикия свободы
И сопряженны меж собой,
Едину волю составляют,
Взаимной силою везут;
Хоть иод ярмом себя считают,
Но, ставя славой общий труд,
Дугой нагнув волнисты гривы,
Бодрятся, резвятся., бегут.
Великолепный и красивый
Вид колеснице придают.
Возница вожжи ослабляет,
Смиренством коней убедясь,
Вздремал. - И тут врасплох мелькает
Над шиш черна тень, виясь,
Коварных вранов, своевольных:
Кричат - и, потемняя путь,
Пужают коней толь покойных. -
Дрожат, храпят, ушми прядут
И, стисяув. сталь, во рту зубами,
Из рук возницы вожжи рвут,
Бросаются, и прах ногами
Как вихорь под собою вьют;
Как стрелы, из лука пущенны,
Летят они во весь опор.
От сна возница возбужденный
Поспешио открывает взор.
Уже колеса позлащенны
Как огнь, сквозь пыль кружась, гремят;
Ездок, их шумом устрашенный,
Вращая побледнелый взгляд,
Хватает вожжи, но уж поздно;
Зовет по именам коней,
Кричит и их смиряет грозно;