Сочинения

Бродил Господь по саду,
По райскому бродил
И сам (себе в награду)
Себя благодарил.

За все, за все, ну, словом,

За то благодарил,
Что мир единым словом
Он чудно сотворил.

И человека тоже,

Чтоб мог он без труда
Быть на него похожим
(А впрочем, не всегда…)

…Бродил Господь по саду,

Был труд Его высок,
Зато теперь в награду
Не был Он одинок…

Потом, устав немного,

Прилег Он на траву
И был Ему (ей Богу!)
Вдруг сон, как наяву…

…Он был в пустынном месте,

Прозрачном, как стекло,
И «нечто», врозь и вместе
Вокруг Него текло…

Невиданное Чудо —

Безводная вода,
Текущая (откуда?)
Текущая (куда?)

И странное теченье

Остановить не мог
Создавший все творенье
Насквозь промокший Бог…

Ну, как для сей баллады

Мне написать конец?
Ведь навсегда отрады
Лишился наш Творец…

Октябрь 1970

Nir Ezion, 23/IX <19>71

Дорогой мой Вадимушка,

Пишу тебе из Израиля, где мы уже третью неделю у Адиньки и скоро возвращаемся. Все, слава Богу, здоровы и бодры, и страна цветет и поражает нас новыми своими достижениями и верит в будущее.

Мне был здесь устроен трогательный праздник по поводу моего…восьмидесятилетия…[442] Какое страшное слово! Сколько за ним позади и… сколько еще останется?!. Я как-то еще не привык к тому, что становлюсь «стариком», и проектов на «будущее» у меня много, но… осуществятся ли они?

А как ты, дорогой мой? Продолжаешь ли писать то, что ты так хорошо начал и что так необходимо сделать[443]? Пишешь ли стихи? Если есть новые, то пришли мне. Сам я пишу мало, а когда пишу, то плохие — ты сам в этом сейчас убедишься.

Целую тебя и дорогую Олю — за себя, и за Флорочку, и за Адиньку.

Твой Сема.

К моему восьмидесятилетию

Я слышал голос. Он издалека
Как будто песню пел для старика…

Он пел о том, что песен больше нет,

Что скоро, может быть, погаснет свет
И, вероятно, не зажжется снова
И что не найдено потерянное слово.
Но голос был иной во мне,
Он пел о том, что первый был во сне,
Что наяву убог и стар
Лишь тот, кто погасил священный дар,
Что песням нет и свету нет конца,
Что воля такова Предвечного Творца.

5/IX <19>71

Эпиграмма на самого себя[444]

Не трогайте его. Он занят. Он творит,
Он Музе говорит, и Муза отвечает…
А он, нахмурившись, затворником сидит
И крестословицу внимательно решает.

Paris, 1е 5/ХII <19>71

Вадимушка дорогой,

Прости, что так долго тебе не отвечал на твое письмо с поздравлением[445]. Очень был им тронут и постараюсь не очень быстро переходить на положение и на психологию старика. Но мировые события сейчас не такие, чтобы оставаться оптимистом. Новая война в Индии может даже привести к мировой войне, ONU безнадежно провалилось, человечество все более и более позорит себя…[446].

Наша дорогая «Сев<ерная> Звезда», увы, дышит на ладан. Нас осталось только 9 бр<атьев>, а на собраниях бывает 5–6, собираемся на Puteaux с русскими ложами, кое-как еще боремся[447].

В Октябре скончался Петровский[448]. сегодня получили известие о смерти Газданова…[449] Теряем всякую надежду на выздоровление Позняка. Словом — весело…[450]

Мы же с Флорочкой стараемся держаться и поддерживать друзей.

Мы провели чудесные каникулы в Израиле, слава Богу, у них все благополучно, и я надеюсь, что Садат[451] только играет в покер.

Я рад за тебя, за то, что ты так хорошо провел время в России и видел столько интересных людей. Но ты ничего о твоем здоровье не пишешь, а я со стороны узнал, что летом ты был нездоров. Что у тебя было и как теперь?

Мы имели большую радость видеть у нас твоего очаровательного Сашу — какая он прелесть!

Я надеюсь, что ты продолжаешь работать над тем, что ты нам уже прочитал и что не забываешь и стихи. Пришли новые если есть. Жду тебя и Олечку, думая, что Вы скоро будете в Париже.

А пока за себя и за Флорочку Вас обоих сердечно целую со всей моей любовью.

В<аш> Сема

Paris, 1е 27/VIII <19>72