Затем он возвращается назад, начинает с Посейдона и говорит о начале этого рода, о всем, что членом рода довелось предпринять и совершить, и о том, как, когда ее отец умер, а она была молодой и в невестах, ее дядя выдал ее замуж и прославил ее,
И он говорит, что ей воздали все почести <105c>
но я полагаю, что — и старцы, и народ, который взирал на нее, как на богиню, когда она шла через город; свои похвалы он увенчивает тем, чему могли бы позавидовать равно и жены, и мужи; он говорит:
Итак, если станешь молиться ей [Афине], то найдешь ее благорасположенной, ибо она говорила ему:
И он поверил совету. Неужели же мне нужны еще какие-то более величественные образы и яснейшие доказательства, чтобы избежать подозрения в публичной лести? Разве не стану подражать мудрому <106a> и божественному поэту, не воздам хвалы наилучшей Евсевии, страстно стремясь произнести достойную ее хвалу?! Я буду благодарным, даже если скромно сумею восхвалить многие и прекрасные ее деяния и некоторые блага, которыми она обладает: целомудрие и справедливость, кротость и умеренность, ее чувства к мужу, ее великодушие в денежных делах, то, что она <106b> помогает своим домашним и родным. Мне, я полагаю, пристало последовать по стопам того, о ком я уже сказал, и поскольку я продолжаю свою хвалебную речь, то, полагаю, мне следует построить ее так, как советовала [Одиссею] Афина, как это и естественно: упомянуть ее отечество, предков, замужество и всё остальное, так же как у Гомера.