Сочинения

Но почему божественный Александр кажется тебе столь великим? Не потому ли ты взялся подражать ему, что стал стремиться к тому, за что порицал Александра молодой Ермолай[738]? Хотя, возможно, нет никого, кто был бы настолько глуп, чтобы заподозрить тебя в этом; нет, напротив, относительно того, на что жаловался и что перенес Ермолай и что стало причиной, как говорят, его намерения убить Александра, любой поверит, что это и про тебя, разве нет? Призываю богов в свидетели того, что я слышал многих, утверждавших, что они весьма доверяют тебе, и выдвигавших многие оправдания твоим оскорблениям, однако я нашел лишь одного человека, который не поверил этому. Однако он — та самая ласточка, которая не делает весны. Возможно, причина, по которой Александр кажется тебе столь великим, состоит в том, что он жестоко умертвил Каллисфена[739], что Клит[740] пал жертвой его пьяного гнева, также и Филот, и Парменион[741], и сын Пармениона; что же касается событий, связанных с Гектором[742], утопшим в водоворотах Нила в Египте, или Евфрата, — говорится ведь об обеих реках — равно и о других его глупостях, я буду хранить молчание, чтобы не показаться говорящим худо о человеке, который никоим образом не являл собой идеал праведности, но тем не менее выделяется как стратег в делах военных. Ты, однако же, лишен того и другого, ты причастен [доброй] воле и мужеству меньше, чем рыбы волосам. Выслушай мой совет, не оскорбляясь слишком:

Милая дочь! Не тебе заповеданы шумные брани[743]

.

Последующие стихи я не стану для тебя выписывать, ибо, клянусь богами, мне стыдно. Однако считай, что ты их услышал. Справедливо ведь, и чтобы слова следовали за делами, и чтобы тот, кто не избегал самих дел, не избегал и слов, их живописующих.

Если же ты чтишь блаженную память Магненция и Константа, зачем ты сражаешься против живущих и бранишь тех, кто в каком-либо отношении лучше других? Может быть, потому, что мертвые более, чем живые, способны отомстить тем, кто их раздражает? Но такое говорить тебе не пристало, ибо в своем письме ты называешь себя наихрабрейшим. Однако если причина не в этом, то, возможно, в чем-нибудь другом, например, ты не хочешь высмеивать их [Магненция и Константа] потому, что они не могут этого почувствовать. Но найдется ли среди живущих кто-нибудь, кто был бы столь глуп и столь простодушен, чтобы потребовать от тебя какого-либо внимания, кто не предпочел бы по возможности остаться совершенно неизвестным тебе? Если же это невозможно, то лучше стерпеть твои поношения, нежели быть тобою прославленным. Позволь мне никогда не быть столь неблагоразумным, позволь никогда не добиваться от тебя похвалы скорее, чем брани!