Сочинения

Ты пишешь о "бесстрашии" и "великой смелости", и: "Знал бы ты мою настоящую цену и истинный характер!", и все остальное в таком же духе — вот те раз! Сколько шуму, какое пустозвонство! Но во имя Харит и Афродиты, если ты столь благороден и смел, почему же ты столь "старательно избегал навлечь на себя вражду", если бы возникла такая необходимость и "в третий раз"[716]? Ибо когда человек становится ненавистным власть имущему, то легчайшим и, так сказать, наиболее приятным для человека разумного будет то, что он весьма быстро освобождается от дел, а если ему еще следует быть наказанным, то когда все ограничивается имуществом. Кульминация же [государева] гнева — страсть, как говорят, неисцелимая — есть лишение жизни. Пренебрегая всеми этими опасностями, — ибо, как ты пишешь, ты "прибыл, чтобы узнать меня как частное лицо и постичь, что я за человек" и в моем частном бытии, и как человек вообще, в родовом смысле, хотя я сам не знаю себя, и мне уже поздно постигать, что я есть! — почему же, во имя богов, ты говоришь, что старался не навлечь на себя вражды в третий раз? Ибо мой гнев, конечно же, не сможет превратить хорошего человека в плохого. Я и в самом деле по справедливости был бы достоин зависти и подражания, имей я возможность сделать это, ибо, как говорит Платон[717], тогда бы я был способен и к противоположному. Но поскольку добродетель не имеет господина[718], ты не должен принимать в расчет ничего подобного. Однако ты думаешь, что это нечто великое — клеветать и поносить всех без исключения, превращать священную ограду мира[719] в публичный дом войны. Или ты думаешь таким образом оправдаться <444b> в глазах всех за свои прежние грехи, прикрыв нынешней храбростью свою прежнюю трусость. Но ты, наверное, слышал басню Бабрия[720]: "Влюбилась в человека одного Ласка..."[721], остальное можешь узнать из книги. Ты, однако, мог бы сказать и еще больше, но никогда и никого ты не убедишь в том, что ты не был таким, каким был, каким многие знали тебя в прошлом. Твое нынешние невежество и твоя дерзость отнюдь не есть философия, нет, клянусь богами! Напротив, это именно то, что Платон[722] называл двойным незнанием. <444c> Ибо ты не знаешь в действительности ничего, как, впрочем, и я, однако думаешь, что ты мудрейший из всех людей, не только ныне живущих, но и живших прежде, и, возможно, имеющих быть. Столь непреодолимы высоты твоего самомнения!