Сочинения

Мне, во всяком случае, искусство царствовать кажется превосходящим человеческие силы, и божественнейшую природу должен иметь государь, как об этом и Платон говорил. <260d> Теперь я сделаю выписку и из Аристотеля, говорящую о том же, не с тем, чтобы принести в Афины сову[884], но чтобы показать тебе, что я не полный невежа в его сочинениях. В своих политических трактатах он говорит: "Если кто-либо признал бы, что наилучший вид правления для государств — царская власть, то возникает вопрос, как быть с царскими детьми. Что же, и потомство также должно царствовать? Но ведь если среди него окажутся такие люди, какие уже бывали, <261a> то это будет пагубно. В этом случае пусть царь, раз он имеет в своих руках полноту власти, не передает власть таким детям. Однако в этом деле не так легко ему довериться, ибо оно затруднительно само по себе и требует от человека большей добродетели, чем это свойственно человеческой природе"[885]. И позднее, когда он описывает так называемого царя, который управляет согласно закону, и говорит, что он и слуга, и страж законов, то не называет его вообще царем и не рассматривает царскую власть как отдельный вид политического устройства. "Мы уже будем теперь рассуждать о так называемой всеобъемлющей царской власти, <261b> которая состоит в том, что царь правит всем по собственной воле. Некоторым кажется противоестественным, чтобы один человек имел всю полноту власти над всеми гражданами в том случае, когда государство состоит из одинаковых: для одинаковых по природе необходимо должны существовать по природе же одни и те же права и почет"[886]. И опять же, несколько позднее он говорит: "Итак, кто требует, чтобы властвовал закон, по-видимому, требует, чтобы властвовало только божество и разум, а кто требует, чтобы властвовал человек, привносит в это и животное начало, ибо страсть есть нечто животное <261c> и гнев совращает с истинного пути правителей, хотя бы они были и наилучшими людьми; напротив, закон — это свободный от безотчетных позывов разум"[887].

Ты видишь, что философ здесь, кажется, со всей ясностью высказывает недоверие к человеческой природе и осуждает ее. И он говорит подобное везде, где утверждает, что человеческая природа недостойна преимуществ [ύπεροχήν], даруемых судьбой. Ибо он думает, что отнюдь не легко <261d> для того, кто вполне остается человеком, предпочесть своим делам общее благо сограждан; он говорит, что несправедливо, когда один человек начальствует над многими ему подобными[888]; наконец, он приводит решительный аргумент в пользу только что сказанного, утверждая, что закон есть ум, отделенный от желания[889], и что политические дела должны вверяться только разуму, но не какому-либо человеку. Ибо тот разум, что в человеке, поражается сердечными порывами [θυμῷ] и желаниями — свирепейшим и диким зверьём. Эти взгляды кажутся мне в точности соответствующими Платону: <262a> во-первых, что начальствующий должен превосходить подчиненных ему, и не только в приобретенных навыках, но также и природным отличием, во-вторых, то, что нелегко найти среди людей <...>[890] и в-третьих, потому что он всеми средствами, которые в его силах, должен сосредоточиться на законах — не тех, что полагались без приготовления и по случайности, как сейчас это делают живущие не всецело согласно разуму, но на законах, положенных человеком, очистившим свой разум и душу, введшим их не ради противодействия текущим проступкам <262b> и не исходя из случайных обстоятельств. И познав природу политической власти и справедливости, он мог бы видеть происхождение природы проступка и затем перенести всё, что можно, оттуда сюда и утверждать законы, общие для всех граждан — безразлично, друзья это или враги, соседи или родня. <262c> Лучше, если этот человек напишет законы, распространяющиеся не только на современников, но и на потомков и чужеземцев, с которыми он не имеет и не рассчитывает иметь никаких частных сделок. И я слышал, что и мудрый Солон послушал друзей относительно списания долгов, предоставив им возможность заработать и навлекая на себя постыдное обвинение[891]. Вот как тяжело <262d> избежать зла [κηρας] даже человеку, имевшему бесстрастный ум в делах управления государством.