Сочинения

Возможно, было бы хорошо еще ранее сказать о том, какого рода люди и каким способом должны назначаться жрецами, но отнюдь не нелепо и завершить этим свою речь. <305a> Говорю, что наилучший человек в каждом из городов, наиболее боголюбивый, а затем и человеколюбивый, должен быть поставляем, беден он или богат. Да не будет иметь значения в этом вопросе, известный это человек или безвестный. Ибо тому, кто благодаря своей кротости остался безвестен, не должен послужить препятствием недостаток славы. Даже если это бедный и простой человек, но он имеет внутри себя любовь к Богу и человеколюбие, то да будет посвящен. Доказательством <305b> его любви к Богу служит то, что он привел всех своих домашних к благочестивому отношению к богам; доказательством же его человеколюбия — то, что он легко делится с нуждающимися даже малым из своего имущества, охотно его им давая, творя столько доброго [έπιχειρών], сколько сможет.

На это следует обратить особое внимание, и потому нужно использовать это для врачевания [человеческих душ]. Я думаю, что когда бедняки были не присмотрены и не ухожены иереями, нечестивые галилеяне, <305c> видя это, обратились к человеколюбию, то приобретя этим добрую славу, усилили то худшее, что было в их поступках[439]. Они подобны тем, что соблазняют детей пирожными — угостив два или три раза, убеждают пойти с ними, а когда удалятся подальше от дома, забрасывают на борт корабля и продают в рабство: то, что на секунду показалось сладким, оборачивается горечью на всю жизнь; таким же образом и галилеяне начинают с того, <305d> что называется у них агапами, приютами [εύποδοχής], трапезным служением [многие способы, потому и многие имена], а в результате приводят они весьма многих к атеизму. <...>[440]

КИНИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ

К невежественным киникам Речь 6

Шестая речь Юлиана представляет собой поучение, или, лучше сказать, порицание в адрес новых киников, и в особенности одного из них, осмелившегося порочить память Диогена Синопского. В христианском IV в. кинический образ жизни многими был усвоен, однако в большинстве своем — людьми невежественными, подражающими киническому бесстыдству выходок, а не подлинному самообладанию и независимости, которые возвысили жизни Антисфена, Диогена и Кратета. К обретению достоинств этих великих мужей пытается Юлиан призвать современных ему киников. За два века, что прошли с тех пор, как Лукиан описывал в назидание современным ему киникам жизнь киника Демонакта, достойнейшего и остроумного друга Эпиктета, последователи кинической школы выродились еще больше. Их можно сравнить разве что с наихудшим типом нищенствующих монахов Средневековья; и Юлиан видел в присвоении ими внешних знаков кинизма — грубый плащ, посох и котомка, длинные волосы — те же лицемерие и алчность, что были свойственны некоторым из монахов-христиан его времени. На сходные черты между христианами и киниками указывал уже Аристид (см.: Слова, 402d), и хотя в глазах Юлиана они казались равно нечестивыми, он имел дополнительный повод сердиться на киников, поскольку те навлекали дурную славу на философию вообще. Подобно христианам, они были необразованны, непочтительны к богам, поклонение которым Юлиан пытался возобновить, они льстили Констанцию, выслуживаясь перед ним, и столь далеко отстояли от идеала Диогенова аскетизма, что представляли собой паразитов на теле общества.

Цель Юлиана в этой речи, как и в седьмой, — способствовать исправлению новых киников, однако в еще большей степени — продемонстрировать существенное единство философии Он полностью соглашается с основными принципами кинизма и считает Диогена с Сократом учителями нравственности. Он напоминает киникам, которых и высмеивает, что знаменитое указание, данное Диогену пифией, не должно служить прикрытием для распущенности и бесстыдства, но, согласно дельфийскому изречению "Познай самого себя", предостерегающему философов от принятия общепризнанных авторитетов, не следует соглашаться с ними без проверки и испытания собственным рассудком. Уверенность Юлиана в том, что все философские учения, будучи верно понятыми, находятся в согласии друг с другом, придает особую убедительность его апологии Диогена. Упоминание летнего солнцестояния в первом абзаце указывает на то, что речь, вероятно, написана перед тем, как Юлиан покинул Константинополь для подготовки Персидской кампании.

* * *