Да не будет же таких киников, что подобны бесстыдному псу Ойномену, дерзкому, презирающему равно дела божеские и человеческие, но да будут киники почтительны к вещам божественным так же, как и Диоген. <199b> Ибо он послушался пифии и не раскаялся в своем послушании. Если же кто-нибудь предположит, что то, что Диоген не ходил в храмы и не молился в них, не почитал ни статуи богов, ни их алтари, есть знак его безбожия, то едва ли окажется прав, ибо Диоген не обладал ничем из того, что обычно приносится в жертву, — ни ладаном, ни возлияниями, ни серебром, ни тем, что на него можно приобрести. Если же он право мыслил о богах, то уже этого было достаточно. Ибо он служил им самой своей душой, отдавая им, я думаю, самое ценное из того, чем обладал: благодаря <199c> мышлению он принес им в дар саму свою душу. Пусть же не будет киник никоим образом бесстыден, но пусть будет следовать логосу, полагая его первым и подчиняя ему страдательную часть души, чтобы всецело отделиться от нее, не зная даже власти над удовольствиями. Ибо лучшее, если оно для кого-нибудь достижимо, состоит в подобном совершенном незнании. А это приходит к нам не иначе, как через упражнение. Но чтобы кто-нибудь не предположил, что все это пустое, присовокуплю к написанному несколько шуток Кратета[500]
: <199d>Если тебе нужны еще какие-либо писания об этом, то у меня есть еще того же <200b> мужа. Но если тебе попадутся сочинения Плутарха Херонейского, составившего жизнеописание Кратета, то тебе не будет необходимости мимоходом узнавать о нем от меня.
Однако вернемся назад, к тому, о чем я говорил прежде. Тот, кто принял киническое учение, сперва должен наложить на себя горькую епитимью, <200c> изобличить себя и не льстить себе, но исследовать себя со тщанием: не радуют ли тебя роскошные трапезы, можешь ли ты обойтись без мягкого ложа, не рабствуешь ли славе и мнениям, не стремишься ли ты стать предметом всеобщего внимания и удивления, и даже зная, что это нечто пустое[502]
, не полагаешь ли ты это все равно чем-то достойным. Никогда не должен киник уступать течению толпы, вкушать наслаждения даже, скажу, кончиком пальца, пока всецело <200d> не растопчет [в себе порочных склонностей]. Тогда уже и таких вещей, если случатся, касаться никто не мешает. Ибо я слышал, что и быки, которые чувствуют себя слабее других, отделяются от стада и пасутся в одиночестве, постепенно накапливая силы во всех своих членах, до тех пор, пока, придя в хорошее состояние, не воссоединятся со стадом, и тогда они выкликают вожаков стада на борьбу в уверенности, что более достойны водительства. Так что пусть тот, кто желает быть киником по-настоящему, не привязывается ни к своему спартанскому плащу, ни к сумке, ни к палке, <201a> ни к волосам[503], чтобы был он подобен человеку, гуляющему нестриженным, — деревенщине, совершенно безыскусному в такого рода делах, но пусть у него будет логос вместо посоха, установления вместо сумки — это вот пусть будет знаками кинической философии.