Сочинения

Прекратите же эти низости! Отбросьте их теперь, если не сделали этого прежде, раз уж не смогли наполниться[579], благодаря своим волосам и палкам. Почему, спрашиваю, делаешь ты философию достойной презрения?! Ведь те, что совершенно ничего не понимают в риторике, те, чьи языки <225b> не смог очистить сам царь Гермес, те, что не были умудрены с помощью Гермеса самой Афиной, те, что обретают свои знания благодаря постоянному посещению рынка — ибо они не познали истину поговорки "гроздь зреет вслед за гроздью"[580], — так вот, все эти люди ринутся в кинизм. <225c> Они возьмут палки, оденут спартанские плащи, отпустят волосы, не зная, что отсюда следует, будут дерзкими, бесстыдными и все такое. Они скажут, что идут коротким и строгим[581] путем к добродетели[582]. Хорошо бы вам походить побольше! Ибо легче достигнуть [добродетели] длинной дорогой, чем этой вот вашей. Неужели вы не понимаете, что короткая — труднейшая? Как на больших дорогах тому, кто способен идти кратчайшим путем, будет легче, чем тому, кто идет кружным, но ни в коем случае не наоборот, то есть дело не обстоит так, что тот, кто идет кружным путем, всегда может пойти по кратчайшему; <225d> так же и в философии начало и конец суть одно: знать себя и уподобляться богам; начало есть знание себя, цель — подобие Высшим [κρέιττουας].

Значит тот, кто желает быть киником, презирая все человеческие обычаи и мнения, в первую очередь обращает свой ум к себе и к Богу. Ибо если он исследует золото и песок и их изменения, если наделяет то и другое присущей им ценностью, то золото для него не оказывается золотом, а песок — песком, ибо он знает, что оба суть земля. <226a> А то, что [золото] легче и реже встречается, это он сочтет делами тщеславия и невежества. Он полагает постыдное и красивое не в похвалах и порицаниях людских, но в природе. Он избегает излишеств в пище, отворачивается от любовных утех. Будучи принуждаем телом, он не будет рабом мнений, не будет крутиться вокруг повара, ожидать соусов и закусок; ни Фрина, ни Лайда, ни чья-либо жена, или дочь, или служанка <226b> не обратят к себе его удивленного взгляда. Но насколько это возможно, он удовлетворит свои телесные нужды тем, что под рукой, и отбросив все телесные препоны, он взирает свыше, с вершины Олимпа, на других людей, которые

Блуждают во тьме по Лугу Злосчастия[583]

,

и по причине немногих ничтожных удовольствий подвергаются муке большей, чем мука Коцита или Ахеронта, о которой говорят наиболее изящные из поэтов. Вот каков кратчайший путь: человек должен разом выйти из себя <226c> и познать, что он есть бог, и не только сохранить свой ум неутомимым, непрестанно сосредоточенным на божественном, незапятнанным [страстными помыслами] и мыслящим чисто, но он должен также вполне презирать свое тело и полагать, что оно, по словам Гераклита, достойно извержения куда более, чем дерьмо[584]. Наиболее легкий путь состоит в том, что он должен удовлетворять телесным потребностям до тех пор, пока Бог приказывает ему пользоваться телом как инструментом.

Достаточно сказано. Вернемся к тому, от чего отступили. Поскольку, как я говорил, миф должен быть обращен или к тем, что хотя и достигли мужеского возраста, <226d> но остались по рассудку детьми, или же к тем, что еще годами дети, постольку мы должны постараться не говорить перед ними слов, бесчестящих богов или людей, не говорить чего-либо неблагочестивого, как это было недавно. Кроме того, следует точно и во всех отношениях исследовать, правдоподобен ли миф, близок ли к сути дела, или сочиненное нами всего лишь басня. Теперь, созданный тобой миф не есть твой миф, как ты тут бахвалился. Миф этот древний, а ты лишь приспособил его <227a> к сегодняшним обстоятельствам, как, я полагаю, и делают обычно люди, использующие тропы и фигуры мысли. Паросский поэт[585] много сделал для этого. Похоже, что ты отнюдь не творил мифы, дражайший, но попусту ребячился, занимался делом изобретательной няньки. И если мифические повествования Плутарха все же попали в твои руки, то ты не должен был прекращать исследование, что в этих мифах было изначально, а что было приспособлено к текущим обстоятельствам. <227b> Но я не должен ни на мгновение задерживать тебя на твоем кратчайшем пути к мудрости, не должен создавать препоны, издавая длинную и тяжелую для чтения [δυσελίκτοις] книгу. Ты даже не слышал мифа, созданного Демосфеном Паянийцем[586] и обращенного к афинянам, когда македонцы потребовали у них выдачи ораторов. Ты должен создавать что-то подобное. Во имя богов, неужели тебе тяжело было рассказать такой мифик [μυθάριον]? Ты принуждаешь меня самому стать мифотворцем.