Смотри-ка, я опять занялся привычным для меня составлением фраз! Я не позволяю говорить себе как придется, дерзко и свободно, но с обычными для меня невежеством и грубостью делаю на себя донос. Такие вот слова должен был бы кто-нибудь сказать людям, желающим быть свободными не от властей только, <345c> но и от богов, чтобы расположиться к ним "как отец благодушный"[645]
, даже если это будет человек от природы испорченный, как я, например: "Снеси их ненависть и поношения, тайные и открытые, ибо ты знаешь, что те, что превозносили тебя в храме в едином порыве, всего лишь льстили тебе. Ибо ты, конечно же, не думал, что будешь в гармонии с их образом жизни, либо с характерами, либо с делами этих людей. Пусть. Но кто из них снесет твой нрав? Ты всегда спишь ночами один, <345d> и ничто не может смягчить дикости и свирепости твоего характера — ни одна дорога не приводит к тому, что могло привести тебя в приятное расположение духа, но величайшее из зол состоит в том, что ты избираешь этот образ жизни и вводишь общий запрет на удовольствия [πεποίησαι τάς κατάρας ήδονήν]. Можешь ли ты обижаться, слыша такие вещи? Нет, ты должен быть благодарен тем, кто от доброго сердца убеждал тебя остроумными анапестами гладко выбрить свои щеки и затем, начав с себя, во-первых, показать смехолюбивой публике все виды прекрасных представлений, показать ей мимов, <346a> танцоров, бесстыдных женщин, мальчиков, которые в своей красоте состязаются с женщинами, и мужчин, имеющих гладкими не только щеки, но и все тело, так что встречающие их могут подумать, что они глаже женщин, [во-вторых — ] лиры и большой праздник (πανηγύρεις), нет, клянусь Зевсом, не священную трапезу, на которой следует быть рассудительным и целомудренным, ибо такого у нас было достаточно, как дубов в лесу по пословице[646] — сыты мы этим. Кесарь <346b> приносил один раз жертву в храме Зевса, другой раз в храме Фортуны, он ходил и в храм Деметры три раза подряд. (Я забыл, сколько раз ходил к храму Дафны, который сначала был предан нерадением его хранителей и затем уничтожен наглыми деяниями безбожных мужей[647].) Наступил сирийский Новый год, и опять кесарь в храме Зевса Друга [Φιλίου Διός]. Затем наступает большой праздник, и кесарь пошел в храм Фортуны. <346c> По прошествии же несчастных дней [ἀποφράδα][648] он опять идет к Зевсу Другу и возносит к нему молитвы по обычаю наших отцов. Кто же может терпеть кесаря, который ходит в храмы столь часто, хотя может беспокоить богов только единожды или дважды [в год], кесаря, который мог бы справлять только великий праздник — тот праздник, который отмечают все, в котором участвуют не только знающие [έπισταμέναις] богов, но и люд, наполняющий город? В нем много радости и удовольствия, его плодами можно наслаждаться непрестанно: зрением танцующих мужей, <346d> множества девок и мальчишечек [для любви] [παιδάρια και γύναια]".