Сочинения

Весна (с. 126). Впервые — Собр. соч. — Т. 1. Составитель приводит это стихотворение в книге «Федор Глинка».

Ты наградил (с. 127). Рукопись хранится в Калининском областном архиве (ф. 103).

Две дороги* (с. 128). Впервые — Глинка Ф. Избранное. — Петрозаводск, 1949. — С. 154.

КАРЕЛИЯ, ИЛИ ЗАТОЧЕНИЕ МАРФЫ ИОАННОВНЫ РОМАНОВОЙ

Над поэмой («описательным стихотворением») «Карелия» Федор Глинка работал в ссылке, она печаталась сначала по частям, а в 1830 году вышла отдельным изданием. По выходе поэма вызвала сочувственные отклики у представителей почти всех направлений литературной жизни. Её высоко оценил А. С. Пушкин. «Изо всех наших поэтов Ф. Н. Глинка, может быть, самый оригинальный», — писал он в связи с нею (Лит. газ. — 1830. — No 10. — 15 февр.).

Исследователь творчества Глинки В. Г. Базанов пишет: «Фактически в «Карелии» объединены три сюжета: исторический — о Марфе Иоанновне Романовой, сосланной Борисом Годуновым в Толвуйский погост; рассказ монаха-отшельника о прибытии его в Карелию; фольклорно-этнографический, состоящий из картин карельской природы и изображения быта северных крестьян». За основу поэмы взяты подлинные события времен смуты начала XVII века. В 1603 году семья Романовых-Юрьевых, принадлежавшая к старинному московскому боярскому роду, была схвачена по приказу Бориса Годунова по подозрению в попытках извести царя и захватить власть. Однако подлинной причиной отношения к Романовым были, во-первых, близкое свойство их с династией Рюриковичей (через Анастасию Романовну, первую и любимую жену Ивана Грозного, с которой был связан наиболее плодотворный период его царствования, период взятия Казани и «собора примирения»), а также народная любовь к боярину Никите Романовичу, бывшему, с одной стороны, приближенным Грозного царя, а с другой — не запятнанным в опричнине. Его сын, Федор Никитич, был пострижен по приказанию Бориса Годунова в монахи с именем Филарета, тем не менее продолжал заниматься государственной деятельностью. Во время польского нападения он был в Польше в составе русского посольства. На требования признать власть польского королевича Владислава ответил отказом, за что был брошен в темницу. Жена Федора Никитича также была пострижена в 1603 году и сослана в Олонецкий край, где жила как инокиня Марфа. Народное ополчение 1610-1612 годов, возглавляемое Мининым и Пожарским, освобождало Москву от поляков под знаменем восстановления русской государственности на исторически сложившихся основах. Однако из-за прекращения коренной династии Рюриковичей встала необходимость выбора царя — основателя нового царствующего дома. Такой выбор был сделан «советом всея земли» (земским собором) в марте 1613 года. Царем стал Михаил Федорович Романов, тогда пятнадцатилетний юноша. Избрание царя было прежде всего выбором рода, связанного с Рюриковичами, с одной стороны, не запятнанного ни в опричнине, ни в сотрудничестве с захватчиками — с другой. Это было победой одновременно дворянства (тогда служилых людей в самом широком смысле), горожан, купцов, «черного» (свободного) крестьянства и казачества над разлагавшейся боярской верхушкой. В 1618 году архимандрит Филарет стал патриархом Московским и всея Руси. Для понимания символики поэмы «Карелия» следует также помнить, что в средневековой византийской и русской письменности («Откровение Мефодия Патарского» и другие источники, связанные с Книгой Даниила), а также в народных песнях и духовных стихах с именем царя Михаила, ведомого его небесным покровителем Михаилом Архангелом, связано освобождение от нечестивых и торжество правды.

Сочувствие, которое вызвала «Карелия» в литературных кругах, не полностью было разделено людьми, стоявшими ближе к церкви. Это касалось прежде всего стихотворных переложений священных текстов и отрывков из творений отцов церкви. Выражавший это мнение А. Галахов писал в связи с «Карелией»: «Кто знаком с творениями великих пустынножителей, тому не трудно видеть, на сколько их исповедь ощущений и созерцаний, патетизмом религиозного одушевления, плодовитостью духовной жизни превосходит образцы лирических излияний автора, слишком общих, скудных и почти бесхарактерных» (журнал Министерства народного просвещения. — 1875. — Ч. CXXXII). То же самое касается, впрочем, и остальных подобных переложений и «духовных стихотворений». Сегодня совершенно очевидно, что сила «Карелии» прежде всего в осмыслении истоков русской государственности, ее исторических основ, источниках ее силы и крепости. Интересна и «фольклорно-этнографическая» сторона ее. Надо сказать, что в отличие от многих европейских и американских книг «о туземцах» в поэме Глинки нет чувства превосходства, национальной кичливости. Являясь одновременно поэмой об истоках дружбы и сплочения народов России, «Карелия» раскрывает одну из важнейших для дальнейшего труда Глинки тем — тему Москвы как сердца российского общегосударственного и народного единства.