Сочинения

Афины далеко уже тогда ниспали от той славы, которую ей приобрели знаменитые мужи, в ней бывшие в разные времена. Неощутительна уже была в ее беседах древняя афическая сланость, и многажды уже невежество и суеверия, возгнездившиеся в Портике, простирали черное свое крылие. Но отечество Фемистокла, Аристида, Платона и Сократа долго пребыло твердынею учености, простирая владычество любомудрия на своих победителей. Афины были и в сие время училищем любомудрия и словесности, водворяя славных витий, софистов и учителей христианских.

Из сельского своего пребывания, в котором он был воспитан, Филарет к жертвеннику любомудрия принес незлобие, благонравие, кротость, навык человеколюбия и правила Христова евангелия. Чуждый всякия учености отец его преподал ему учения любомудрия своим примером; изустно же наставлял его заповедям Христовым. Он ему вещал — Чадо возлюбленное, помни всечасно, что умеренность желаний, что любовь к ближнему сделают человека счастливым во всяком состоянии. Послушай словес Христовых и кого он учил блаженными быти: блаженны нищие духом, блаженны кроткие, блаженны алчущие и жаждущие правды, блаженны милостивии; блаженны чистые сердцем; блаженны миротворцы. Радуйтеся и веселитеся, глаголет богочеловек, мзда ваша многа. О! чадо возлюбленное, коликое утешение, когда душа ничем не тревожится и волнуется тогда токмо, когда устремляется на благодеяние! Коликое услаждение подавать пищу алчущему и жаждущему питие! — Мать в простоте души своей Филарету твердила: — Возлюбленной! се слова Священного писания: блажен иже и скоты милует. Возможно ли, чтобы на таковых началах любомудрие произрастило плевелы!

Филарет, упражняяся во всех частях философии, наипаче прилепился к учению о душе, или психологии, к богословии, или науке о познании бога, и к нравственному любомудрию. Но коль много он удивился, нашед, что всё ему преподаваемое было уже для него не новое, что всё, что другие называли понятие, в нем было то чувствование, которое он почитал в себе врожденным, ибо навык оному от сосца почти материя.

— Все вещи, — говорил Филарету учитель его Феофил, — суть или сами по себе, или от других. Одни суть причины, другие — действия. Но, восходя от одной причины к другой, постепенно дойдем до крайния или высшия всех, которую именуем богом. Из самого сего понятия следует, что первейшая причина отличествует от всех других, что все другие суть ограничены тем самым, что они существуют не сами собою, и что первая причина есть неограниченна, ибо она существует сама по себе.—

— Отче, — ответствовал Филарет, — с того времени, как рассудок стал во мне деятелен, я мысль мою обращал на вещи, окрест меня находящиеся, и на самого себя. Легко приметно мне стало, что все, на земле существующее, подвержено перемене, все родится и все гибнет, но в превращениях сих есть правило непременное, от которого ничто удаляться не может. Я приметил, что тела небесные следуют начертанному пути и от него не устраняются. Вопросил я сам себя: кто зиждет все, кто живит, кто разрушает, дабы оживить паки; кто путь измерил телесам небесным? Потом вопросил себя паки: ты жив, но кем и как, кто жизнь тебе дал и почто она скончается? Силу сию, вся содержащую, вся зиждущую, всему предел положившую, вся оживляющую, в коей теряется и самое разрушение, отче, я чувствовал от млечных ногтей. Именовали мне бога, творца, вседержителя; я давно уже его ощущал в себе, и душа моя к нему прильпе.

— Все вещи, — говорил Феофил, — суть сложны или единственны, то есть не сложны. Все сложные суть протяженны; к сим принадлежат все телеса, ибо суть протяженны. Всякое протяжение можно делить на части. Возьми мысленно малейшую часть тела, дели ее на части, разум не найдет в разделении сем предела, и, какую бы я часть себе ни вообразил, вообразить могу оныя половину. Следует, что всякое тело может разделиться, разрушиться, изменить свой вид, умереть. Посему человек, яко вещество сложенное, умирает.

Напротив того, если воображу себе вещество несложное, то не могу найти в нем частей; оно будет неразделимо, не может разрушиться, следует, не может умереть. Какие же суть веши, в коих частей воображать не можно? Опричь мафематической точки, в умозрении только существующей, мы чувствуемую нами непосредственно обретаем мысль. Напряги все мышцы свои, устремися на разрушение мысли: силы твои немощны, и тщетно старание. Мысль нераздельна, ибо несложна. Что же мысль или несложенное производит? Конечно, несложенное, ибо невозможно, чтобы сложенное несложность производило. Мысль производящее существо именуем мы душою. А поелику душа есть несложна, то и неразделима, не может разрушиться, не умрет. Познай, о человек, твое величество, ты сопричастен божеству; если тело твое разрушится, то мысль твоя вечна и душа бессмертна.