Сочинения Иосифа Бродского. Том IV

В сильной тоске, в печали
лучше всего укрыться
в маленьком кинозале,
с плюшевым креслом слиться.

Снаружи ветер колышет

листья, и тени кружат,
покрывая афиши
причудливой сетью кружев.

А дальше, блестя глазами,

шнурки, грильяж, папироски
высокими голосами
предлагают подростки.

О! Стемнело. Усталый

месяц вытянул руки.
Маленькие кинозалы
прекрасны в тоске, в разлуке.

Кассирша с прядью волнистой

в будке царит золотистой.
Билет покупаешь и входишь
в сумрак, где фильм поет.

Шумит кинолес блестящий,

пальмовый, настоящий,
и в луче серебристом
дым сигарет снует.

Как славно тут притулиться,

скрыться от непогоды,
с плюшевым креслом слиться
и умолкнуть на годы.

Плещет в сердце бездомном

река в серебристом свете.
Дремлешь в том зале темном
любовным письмом в конверте:

«Ты — как звезда над бором.

Ложусь я в постель пустую.
Где тот мост, на котором
встретимся вновь?
Целую».

Выходишь грустен, туманен,

заарка-заэкранен,
бредешь пустырем и шепчешь:
тут бы и кончить дни,

в кинозалах случайных.

Это — царство печальных.
В них так просто забыться.
Как прекрасны они.

1947

КОНЬ В ТЕАТРЕ

На премьеру сатирического представления
по ошибке послали коню приглашение;
дескать, «имеем честь, лучшее место, такой-то вечер».
Конь приехал, но запоздал, в расчете на пышную встречу.
Билетер не хотел пускать. Но швейцар наклонился слева:
— Могут быть неприятности, лучше впустить, коллега.
Конечно, ржет и паскудит... А вдруг он инкогнито, Некто?
С виду он конь, а по сути, может, какой директор.
Дожили: все иллюзорно. Поди разберись со всеми.
Простой человек не пустит. А после скандалят в сейме.
Пустим. — Они поклонились. Конь в фойе оказался.
Тихо заржал от восторга. Потом слегка причесался.
И отправился в зал. Там в первом ряду улегся.
Солидно взглянул на сцену. И зрелищем сим увлекся.
На сцене пела певица, ладонь прижимала к сердцу.
Однако спустя полчаса заскучал он и начал вертеться.
Кто-то ему улыбнулся, что коню было очень лестно.
Конь потянулся и встал (копытами в плюш) на кресло
и стал раздавать поклоны. Причем весьма безупречно:
посланникам очень сердечно, студентам вполне беспечно.
Каждому, дескать, свое — будто он знал Лукреция.
В антракте конь овладел словами «аспект» и «концепция»
и сыпал ими на все стороны, производя колоссальный эффект:
игогогогоконцепция, игогогогоаспект.
Конь говорил. Публика ловила его слова.
Потом прибежал фотограф. Кинооператор накрутил две ленты.
А в финале программы на сцене была намалевана трава.
Конь вскочил. И траву съел. И сорвал аплодисменты.

1953

В ЛЕСНИЧЕСТВЕ