Сочинения Иосифа Бродского. Том VII

Туллий. И то сказать — отлетался.

Публий. Одно утешение: в мусоропровод не пролезу. Хлопот со мной, Туллий (ощупывает свою талию), не оберешься. Еще пожалеешь, когда скончаюсь.

Туллий. У них там сечка, Публий. Сечка-дробилка. Принцип мясорубки с мотивом Тарпейской скалы: в указе так и сказано. Я помню, указ этот читал — еще мальчиком. А то бы народ бегал. И после сечки этой — крокодилы...

Публий. Я тоже, помню, читал, что раньше, когда еще свидания давали, многие шары себе под кожу в член вшивали, чтоб диаметр увеличился. У члена же главное не длина, а диаметр. Потому что ведь баба, пока сидишь, с другими путается. Ну и отсюда идея, чтоб во время свидания доставить ей такое... переживание, чтоб она про другого и думать не хотела. Только про тебя. И поэтому — шары. Из перламутра, говорят, лучше всего. Хотя, подумать если, откуда в зонах этих ихних перламутру взяться было? Или из эбонита, из которого стило делали. Выточишь себе шарик напильничком, миллиметра два-три в диаметре — и к херургу. И хирург этот их тебе под кожу загоняет. Крайняя плоть которая... Подорожник пару дней поприкладываешь — и на свидание... Некоторые, даже на свободу выйдя, шарики эти не удаляли. Отказывались...

Туллий. То-то Тиберий свидания и отменил.

Публий (кричит). А чего ему жалко?! Если человек... раз в год!.. тем более, если — пожизненно?!! Жалко ему стало, да? (Успокаиваясь.) Это же придумать надо: раз в год человеку палку кинуть пожалеть... Это же надо придумать!

Туллий. Да уж всяко лучше, чем сирот плодить.

Публий. Тогда нечего легионы в Ливию посылать. И в Сирию. И в Персию.

Туллий. Это разные вещи. Дольче эт декорум эст... Сладостно и почетно...

Публий. Палку кинуть тоже сладостно.

Туллий. Вот и отменили, чтоб ты не смешивал.

Публий. Сладостное с почетным?

Туллий. Приятное с полезным, Публий... Свидания всей этой идее правосудия противоречат, всему принципу Башни. А палка тем более. Палка есть как бы побег из Башни.

Публий. Какой же побег? Мы же тут пожизненно.

Туллий. Да не о тебе речь, Публий. Неужто ты не понимаешь. Не о тебе: о сперме твоей. Это и есть побег. Верней, утечка. Научись мыслить абстрактно, Публий. Дело всегда в принципе. В идее, которая заложена в вещи, а не в вещи как таковой. Раз пожизненно — то пожизненно. Жизнь есть идея. Сперма — вещь.

Публий (кричит). Но я же все равно спускаю! (Успокаиваясь.) Вон вся тумбочка желтая.

Туллий. Потому и отменили, чтоб не смешивал.

Публий. Чего не смешивал?

Туллий. Идею с вещью. А тумбочку мы другую выпишем. Если, конечно, ты к этой не привязался.

Публий (смерив тумбочку взглядом). Нет, не думаю.

Туллий (снимая трубку). Алло, г-н Претор. Это Туллий Варрон из 1750-го. Ага, опять. Не могли бы вы прислать нам новую тумбочку? Да, лучше из хромированного железа. Да, старая — как бы получше выразиться — проржавела... да, только одну... Премного благодарен, г-н Претор. Пардон? Лебединая песня? Что? Какой еще бес в ребро? Это я для г-на Публия Марцелла заказываю. Что? Да он смущается. Премного благодарен. (Вешает трубку.) Будет тебе новая тумбочка.

Публий. Спасибо.

Туллий. Не за что.

Публий (глядя на тумбочку). Сразу ее, что ли?..

Туллий. Лучше сразу. С глаз долой — из сердца вон. Помочь?

Публий (ревниво). Нет! Я сам.

Туллий. Как знаешь... Тяжелая только... И что ты в ней нашел? Тем более — квадратная.

Публий. А того и нашел, что квадратная. Ты вокруг посмотри. Все круглое. Обтекаемое. Довели модернисты Рим до ручки... В квадратном-то есть что-то доверие внушающее. Старорежимное. Сумма углов. Идея верности. Есть за что зацепиться. Красное дерево. Мебель! Инициалы можно вырезать.

Туллий. Ну да, или: «Публий плюс тумбочка. Равняется любовь». Хотя татуировка еще лучше будет. Зависит, конечно, где...

Публий (задумчиво). Да, татуировка, конечно, естественней. (Начинает двигать тумбочку.) Нет ничего естественней, чем татуировка. Особенно, если пожизненно.

Туллий. Помочь?

Публий (кряхтя). Ничего, я сам.

Туллий. Сам, сам... Смотри не надорвись.

Публий (кряхтя). Завидно, небось? Что человек делом занят... Нет уж, я лучше сам.

Туллий. Ревнивый, значит. И, наверно, щекотки боишься. Все ревнивые щекотки боятся.

Публий. Повторяешься, Туллий. (Кряхтя.) Пов-то-ряешь-шь-шь-ся. Я это уже слышал... С другой стороны...

Туллий. Да, возьми ее с другой стороны. Слева.

Публий. С другой стороны, как и не повторяться, если пожизненно. До известной степени (кряхтя), до известной степени, все, что ты можешь сказать... (кряхтит). Все, что может быть сказано... Уже сказано. Тобой или мной. Я уже это — слышал. Или — уже сказал. Разговор, до известной степени, это и есть татуировка: (передразнивая Туллия) «Помочь?», «Я тебя пожалею».

Туллий. Как, впрочем, (передразнивая Публия) и «Нет, я сам». Я это тоже слышал. И столько раз. Как в записи. Точно магнитофон или телекамера. Или — хуже того — на бумаге.

Публий. А письменность и есть татуировка. Черным по белому. Еще неизвестно, что первым было. Вначале то есть. Особенно — если слово.

Туллий. Варвар и есть. Начитался Писания.