Сочинения Иосифа Бродского. Том VII

Туллий. Нет. Они пишут все без разбору. Стирать им декретом запрещено. Мало ли — можно почерк преступника установить. Даже если преступление и не совершено. Все равно — почерк. Возможного преступника. Чтоб раскрыть возможное преступление. Что есть формула реальности... Так что сюжет есть, Публий. Сюжет всегда возникает независимо от автора. Больше того — независимо от действующих лиц. От актера. От публики. Потому что подлинная аудитория — не они. Не партер и галерка. Они тоже действующие лица. Верней, бездействующие. У нас один зритель — Время. Так что — пофехтуем.

Публий (нехотя беря меч). Ну, от этого зрителя аплодисментов хрен дождешься. Даже если выиграешь. Тем более если проиграешь. Гарде.

Фехтуют.

Туллий. Потому что выигрыш (выпад) — мелодрама и проигрыш (снова выпад) — мелодрама. (Отступая под натиском Публия.) Побег — мелодрама, самоубийство — тоже. Время, Публий, большой стилист... (Наступает.)

Публий. Что же (защищаясь) не мелодрама?

Туллий. А вот (выпад) — фехтование. (Отступает назад.) Вот это движение — взад-вперед по сцене. Наподобие маятника. Все, что тона не повышает... Это и есть искусство... Все, что не жизни подражает, а тик-так делает... Все, что монотонно... и петухом не кричит... Чем монотонней, тем больше на правду похоже.

Публий (бросая меч). Туше; но так можно махаться до светопреставления.

Туллий (продолжая еще некоторое время проделывать соответствующие движения мечом). И во время оного. И после. И после-после-после-после... До первой крови. До второй. До-последней-капли-крови... Вот — почему — люди — воюют... Уфф... Мы ж договаривались: до первой...

Публий. Ты мне колено задел.

Туллий. Ох, прости. Не заметил. Надеюсь, несерьезно.

Публий. Пустяки. Царапина. Как сказал лев гладиатору...

Туллий. Вата и йод в аптечке. Перевяжи... Пойду душ приму, потный весь.

Публий (задумчиво). Не-е, пусть сочится. По крайней мере, доказывает, что — еще не статуя. Не из мрамора. Что — не классик. Поскольку есть колено. Вполне — в своем роде — классическое. Не хуже, чем у «Бдения Алкивиада». Хотя видел только копию. Или — «Дискобола». Тоже копия. И там не колено главное... Все равно — классическое. Таким коленом наместники местных царьков давят. На мокром полу мраморной купальни. На своей загородной вилле. Вечер лилового цвета... Светильники в нишах трепещут, масло плавится. Пальмы кронами перешептываются, как ожившие иероглифы. И царек, сучара, на мокром полу извивается, воздух ртом ловит. Не-е, хорошее колено. Римское. Что бы там Туллий ни наговаривал на пленку... Пусть сочится... пусть. И даже еще расковыряю. (Берет меч и, морщась, надрезает кожу; после этого выдавливает пальцами из надреза кровь. За этим занятием — надрезыванием и выдавливанием — и застает его выходящий из душа Туллий. Некоторое время он наблюдает за Публием, потом делает шаг к нему.)

Туллий. Ты что?! Совсем охренел!? Прекрати сию же минуту! Варвар, мать твою! Дикарь! Где вата?

Публий (поднимая глаза, в которых слезы). С легким паром, Туллий.

Туллий. Идиот недоделанный! (Кидается к аптечке, достает йод и вату и бросается назад.) Вспомнил свои азиатские штучки. Сколько волка ни корми... (Наклоняется к Публию, чтоб перевязать колено.) Люди на Канопус высаживаются, а тут...

Публий (отмахивается). Оставь меня в покое! Не трогай.

Туллий. Ну да. Сейчас мы впадем в транс. Начнем раскачиваться. Знак себе на лбу нарисуем. И споем что-нибудь лишенное текста. Так, да? (Снова наклоняется к Публию.) Дай ногу, не дури!

Публий. Отойди, говорю. (Делает угрожающий жест мечом.) Оставь меня в покое. Не трогай. Пусть сочится...

Туллий. Да прекрати ты этот...

Публий. Пускай сочится. Она, может, единственное доказательство, у меня оставшееся, что я действительно жив. А ты ее остановить хочешь. На кого ты работаешь?

Туллий. Ты... по-моему... сошел с ума.

Публий. Телекамеры эти вокруг. Всех подозревать начинаешь. Почем я знаю, что ты не робот. С камерой встроенной. Вживленной органически. Может, даже помимо твоей воли. Еще при Тиберии эксперименты начали. Я читал. На зайчиках. Тем более — вернулся. Тогда и вживили... Пускай сочится. По крайней мере, хоть буду знать, что сам — не робот. А то сомневаться начал... может, все — все — тебя включая — на пленку записано. И мне показывают. Стереоскопически. Включая запахи. Как сад и лебеди. Или берег моря. Потому и декорация одна и та же: бюджет ограниченный. Или — классицизм. Три единства блюдут. И почему бы и нет? Если между классицизмом и натурализмом выбирать, я бы и сам классицизм выбрал. И почему отказывать компьютеру в снобизме? Снобизм тоже форма отчаянья, в конце концов, классицизм в него запрограммирован. Не с потолка взялся. И говоря о потолке, Туллий, смотрю я на него и не знаю: я ли на него смотрю — или он на меня смотрит...

Туллий. Чего ты городишь?..