Сочинения Козьмы Пруткова

б) Выписка из журн. «Пантеон» (1851 г., кн. I); «Вероятно, со времени существования театра никому еще в голову не приходило фантазии[91], подобной той, какую гг. Y и Z[92] сочинили для русской сцены…[93] Публика, потеряв терпение, не дала актерам окончить эту комедию и ошикала ее прежде опущения занавеса[94]. Г. Мартынов, оставшийся один на сцене, попросил из кресел афишу[95], чтоб узнать, как он говорил[96]: «кому в голову могла прийти фантазия сочинить такую глупую пьесу?» — Слова его были осыпаны единодушными рукоплесканиями[97]. После такого решительного приговора публики нам остается только занести в нашу «Летопись» один факт[98]: что оригинальная Фантазия удостоилась на нашей сцене такого падения, с которым может только сравниться падение пьесы «Ремонтеры», данной 12 лет назад и составившей эпоху в преданиях Александрийского театра[99].

Только в одном из московских изданий было выказано беспристрастие и доброжелательство к моей комедии; не помню в котором: в «Москвитянине» или в «Московских ведомостях»? Всякий может узнать это сам, пересмотрев все русские журналы и газеты за 1851 год. Помню, что я мысленно приписывал ту статью г-ну Аполлону Григорьеву, тогдашнему критику в «Москвитянине». Помню также, что в этой статье сообщалось глубокомысленное, но патриотическое заключение, именно: рецензент хотя не присутствовал в театре и, следовательно, не знал содержания моей комедии, — отгадал по определению действующих лиц в афише, что «это произведение составляет резкую сатиру на современные нравы». Спасибо ему за такую проницательность! Думаю, впрочем, что ему много помогло быстрое воспрещение повторения пьесы на сцене. С того времени я очень полюбил г. Аполлона Григорьева, даже начал изучать его теорию литературного творчества, по статьям его в «Москвитянине», и старался применять ее к своим созданиям; а когда я натыкался на трудности, то обращался прямо к нему за советом печатно, в стихах (пример этому см. выше в стихотворении: «Безвыходное положение»).

Вот все данные для суда над моей комедией «Фантазия». Читатель! помни, что я всегда требовал от тебя справедливости и уважения. Если б эта комедия издавалась не после моей смерти, то я сказал бы тебе: до свидания… Впрочем, и ты умрешь когда-либо, и мы свидимся. Так будь же осторожен! Я с уверенностию говорю тебе: до свидания!

Твой доброжелатель

Козьма Прутков.

11 августа

1860-го года (annus, i).

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Аграфена Панкратьевна Чупурлина, богатая, но самолюбивая старуха —

Г-жа Громова.

Лизавета Платоновна, ее воспитанница —

Г-жа Левкеева.

Адам Карлович Либенталь, молодой немец[1], не без резвости —

Г. Марковецкий.

Фемистокл Мильтиадович Разорваки, человек отчасти лукавый и вероломный —

Г. Каратыгин 2.

Князь[2] Касьян Родионович Батог-Батыев, человек, торгующий мылом —

Г. Прусаков.

Мартын Мартынович Кутило-Завалдайский, человек приличный —

Г. Мартынов.

Георгий Александрович Беспардонный, человек застенчивый —

Г. Смирнов 2.

Фирс Евгеньевич Миловидов, человек прямой —

Г. Толченое 1.

Акулина, нянька —

Г-жа ***

Без речей[3]:

— Фантазия, моська

— Пудель

— Собачка, малого размера

— Собака датская

— Моська, похожая на Фантазию

— Незнакомый бульдог

— Кучера, повара, ключницы и казачки.

Действие происходит на даче Чупурлиной. Сад. Направо от зрителей домик с крыльцом. Посреди сада (в глубине) беседка, очень узенькая, в виде будки, обвитая плющом. На беседке флаг с надписью: «Что наша жизнь?» Перед беседкой цветник и очень маленький фонтан.

ЯВЛЕНИЕ I

По поднятии занавеса: Разорваки, князь Батог-Батыев,

Миловидов, Кутило-Завалдайский, Беспардонный и

Либенталь ходят молча взад и вперед по разным направлениям.

Они в сюртуках или во фраках.

Довольно продолжительное молчание.

Кутило-Завалдайский

(вдруг останавливается и обращается к прочим)

Тс! тс! тс!..

Все (остановившись)

Что такое?! что такое?!

Кутило-Завалдайский

Ах, тише! тише!.. Молчите!.. Стойте на одном месте!.. (Прислушивается.) Слышите?., часы бьют.

Все подходят к Кутиле-Завалдайскому, кроме Беспардонного, который стоит задумчиво, вдали от прочих.

Разорваки (смотрит на свои часы)

Семь часов.

Кутило-Завалдайский

(тоже смотрит на свои часы)

Должно быть, семь; у меня половина третьего. Такой странный корпус у них, — никак не могу сладить.

Все

(кроме Либенталя, смотря на часы)

Семь часов.

Либенталь

Я не взял с собою часов, ибо (в сторону) счастливые часов не наблюдают!

Разорваки

Давно желанный и многожданный час!.. Вот мы все здесь собрались; но кто же из нас, здесь присутствующих женихов, кто получит руку Лизаветы Платоновны? Вот вопрос!

Все (задумавшись)

Вот вопрос!

Беспардонный (в сторону)