Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

Война, а за нею русская революция и новая послевоенная Европа - болезненно переживались Здзеховским. Многое приводило его в негодование. С особою болью он принял к сердцу то, что происходило в России. Для него не было сомнения в антихристианской природе большевизма, и он не мог понять, как христианские народы Европы могут находиться в дружественных отношениях с правительством, заклейменным печатью Дьявола; как в самой подсоветской России могут безропотно, рабски ему подчиняться свободные в духе наука и искусство. Всё, что было в его силах и возможностях, Здзеховский делал для того, чтобы открыть глаза Западу на истинную бесовскую природу большевизма. Но с годами он чувствовал себя всё более одиноким в новом мире. То, что происходило вокруг, казалось ему, воспитанному на идее прогресса, поворотом назад, в варварские века. Он начинал отдаваться печальным, апокалипсическим размышлениям о будущем Европы.

Но и тут руководящей силой для него была религия.

В одной из первых своих книг, «Пессимизм, романтизм и основы христианства», Здзеховский останавливал внимание на «дыхании Индии», индусской религиозной философии, которую воспринимал через Шопенгауэра как «глубочайший пессимизм». Это пессимистическое начало он считал полезным для христианства: углубляющим и укрепляющим религиозное мировоззрение. Мир лежит во зле, но через горечь познания зла человек получает силу, необходимую для борьбы с ним, и силу любви к познанию Бога. Теория эта дала Здзеховскому имя «великого пессимиста».

Интересно проследить ее углубление по последним книгам Здзеховского. В очерках о послевоенной Европе - «Европа, Россия, Азия», писанных в 1922г., он находит выход из окружающей тьмы в божественном начале личности. Утопии, в которые еще 30 лет тому назад верило человечество, - о золотом веке и земле обетованной - потерпели крушение. Что же, тем лучше. Точку опоры мы должны перенести с мечтаний о будущем земном рае «на настоящее, на душу, на ее абсолютное, божественное начало».

Так Здзеховский приходит к старой христианской мысли, которую с такой последовательностью исповедовал Толстой.

Последним словом Здзеховского, произнесенным им между забытьем и беспамятством агонии, было: «счастье».

С этим словом умер «великий пессимист», польский богоискатель, нашедший и претворивший в своей жизни - Бога.

Меч, 1938, №41, 16 октября, стр.6. Подп.: Г.Николаев. Статья перепеч.: Г.Николаев (Л.Гомолицкий), «Мариан Здзеховский и русские богоискатели», Новая Польша, 2008, №10, стр.28-30. Ср.: «Кончина проф. Мариана Здзеховского»,Меч, 1938, №40, 9 октября, стр.5.

Толстой и «декаденты»

40-45 лет тому назад - 1893-98 годы: переломные в истории русской поэзии. Нарождается символизм, умирает гражданская поэзия.

Только что вышли «Символы» Д.С. Мережковского. Брюсов приветствует новый год в своем дневнике (начинающемся знаменитой фразой: «в лавке купил калоши, перчатки, Лермонтова»)[583]:

«Привет тебе, Новый год! Последний год второго десятка моей жизни, последний год гимназии». И дальше следует программа года: «выступи на литературном поприще, блистательно кончи гимназию, приведи в порядок все свои убеждения» и т.д.[584]

Весной того же года Брюсов признавался - «теперь я - декадент»[585]. А осенью умер Плещеев, последний представитель гражданской поэзии - петрашевец, вместе с Достоевским ожидавший смертной казни; певец уныния, учитель Надсона. Брюсов был на его похоронах и нес гроб. Сама жизнь забавлялась символикой.

Придя с похорон разбитый, с ноющим от тяжести гроба плечом, с начинающейся инфлюэнцией (как тогда называли грипп), Брюсов записал в дневнике:

«Собственно, для меня любопытнее всего было наблюдать за “психологией толпы”. Студентов было до 300, и они действовали заодно, сразу усваивая мысль и никогда не разбиваясь на партии. На пути нас побила полиция, когда мы вздумали нести гроб своим путем. Тщетно молил сын Плещеева не начинать скандала.

– Я сын покойного.

– К черту!

Думал и я произнести речь, но как-то не удалось.

Изобретение нести гроб на плечах принадлежит мне, конечно мне, но, собственно, я предлагал только донести до катафалка, после же, когда мою мысль преобразовали в пешее путешествие с гробом на плечах в продолжении 5 часов - я проклинал мою мысль...»[586]

В следующем году вышли «Русские Символисты». Брюсов упивался своими стихами («опять написал очень удачное стихотворение “Стонут звуки”. Счастлив!»; «Написал дивное стихотворение “Фиалки”»; «чувствую себя истинным поэтом»[587]). Произошла встреча Брюсова с Бальмонтом («после попойки, закончившей первое заседание, бродили с ним пьяные по улицам до 8 час. утра и клялись в вечной любви»; «Вернувшись от Бальмонта в 3 час. ночи, пьяный, я написал 11 сонетов и 2 поэмы. Вообще, пишу много»[588]).

В 1895г. вышли «Chefs d’oeuvre» Брюсова, осмеянные Вл. Соловьевым –

Всходит месяц обнаженный

При лазоревой луне...[589]