Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

И рядом с памятью оборотничества у восточных славян как раз отчетливо ощущение единства мира. У них нет и тени дуализма - Белбога и Чернобога западных славян. Чувство мировой осанны, слиянности, Ярой Благости, исполняющей мир плодородием и миром, озаряющей его светом. Вся народная русская демонология происхождения позднего, навязана в большинстве греческой литературой, след беспощадной борьбы духовенства с дохристианской религией. Предки-Роды-Русалки превращены в сирен, оборотни в колдунов, благостный Бог-Дед в дедушку домового, в образ фавна и т.д.

Еще в середине XVIII-го столетия Тихон Задонский гнал Ярилу (и так была память народная!). А между тем, может быть, здесь, именно в кострах Ярилы, и утеряна навсегда разгадка древней религии. Не был ли Купала-Купальница-Ярила-Кострица тем недостающим кришниным звеном сыновства Богу и отечества людям в божественной цепи: Бог-Дед, человек-внук.

5

Больше пока ослепшему от многоименного божественного света ничего не видно. Но уже и этих озаренных блистательных намеков достаточно, чтобы прийти к убеждению: море света разлито здесь не напрасно - не простой это физический свет светил небесных - земных костров, и есть в нем некое высшее напоминание о свете откровения, подобного тому, в котором Божество Бхагават гиты открылось впервые (и может быть в последнее) человеку. «Фаворский свет» христиан, «умный» свет Антония Великого, но не спорящий, как у них, с солнечным светом, наполняющий мир, сливаясь со светами всех материальных солнц, добела их же раскаляя.

«Великую славу Его, - говорит Бхагават гита, - можно было сравнить с великолепием тысячи солнц, сияющих одновременно на небе. Арджуна (герой поэмы) увидал там всё мироздание разделенным на неисчислимое множество частей, всё находящееся в одном, в теле Бога Богов».

«Возвышенный, - говорит Арджуна, - Ты выше всякой мысли и всякого представления. Лицо Твое предо мною как жертвенный огонь - величие Его сжигает миры. Тобой одним наполнено всё небо и земля и всё, что между ними».

И Божество ему отвечает: «Ни жертвы, ни веды, ни труды, ни подвиги, ни самоистязания аскетов не могут дать видения моей формы человеку. Ты, Арджуна, видел ее один, как избранный. Не смущайся и не будь испуган, потому что ты видел; отбрось боязнь и дай свободу веселью сердца. Взгляни опять на мое истинное подобие (на мир)» (XI)[328].

Такие встречи лицом к лицу с Богом не забываются. Не удивительно, что не мог забыть ее - где-то в веках подслушав, ослепнув каким-нибудь одним отблеском ее сияния - и славянин. Бессознательное почтение и преклонение перед Индией - чудесной страной, где живет народ такой мудро-святой, что с ним нельзя воевать - слышится в былинах, сказках, рассказах первых путешественников-купцов и... просто необъяснимо, каким-то чудом сохраняет воспоминания чуть ли не о языке.

Одна из экстазных молитв русских сектантов на заумном «иерусалимском» языке (сектанты наши думали, что, получая дар глоссолалии, они говорят на святом иерусалимском языке) обладает странным ритмом, напоминающем древнесанскритские слова, и языком человека, точно смутно вспоминающего санскрит. Есть в этой молитве прямо санскритские слова, словообразования и слова, санскритский язык напоминающие (откуда такое простому русскому сектанту!):

 савишрáи само,

 капилáсто гáндря,

 даранàта шáнтра

 сункара пуруша

 майя дива луча.

(Коновалов. «Религиозный экстаз в Русском мистическом сектантстве». 1908)[329]

В этом, уже сомнамбулическом, возвращении к истокам истории своей Души - истокам так рано прегражденного и расплесканного по земле течения - уже что-то жуткое, какой-то страшный знак, может быть, невыполненного исторического предначертания - божественной миссии пронести религию света - в какой-то чистой фазе ее - через весь мир, озаряя и прозрачня его. Чем озаряя? Чем прозрачня?.. вспомнить! вспомнить!

И вместо слов проповеди безумное экстатическое косноязычие

 савишраи само

 сункара пуруша.

Журнал Содружества, 1935, № 6 (30), стр.22-27; № 7 (31), июль, стр.13-15.

Скит III. Прага 1935

Пражский Скит выпустил уже третий сборник своих поэтов. Книжка имеет тот же скромный вид и в ней - знакомые имена: Алла Головина, Татьяна Ратгауз, Эмилия Чегринцева, Кирилл Набоков. Новые - Евгений Гессен и Тамара Тукалевская. Если сравнивать с предыдущими книжками, - в сборнике... меньше лада. Неновые имена вносят разноголосицу. Скитниками точно утеряна та спевность, которая делала их похожими один на другого. Резче определились индивидуальности. Расстояние между ними с ростом увеличивается всё больше. Да и могло ли быть иначе. Скорее обратное явление - постоянное равенство могло бы вызвать опасения. Нельзя не отметить стихи о Гулливере Чегринцевой и эти, поистине ваяющие, строки стихотворения «Деревенское кладбище» Головиной: