Днем я, наполненный за-ботами и страхом за пу-стяки мелькающие дня, спо-коен, зная, что за тихимвзмахом дверей в своейсветелке – жизнь моя: в капоте – жолтом с бе-лыми цветами–, с ногамив кресле бархатном сидит,недоуменно ясными глазамиза мной сквозь стены мыс-ленно следит. На мне всегда ее любвидыханье, и каждый мигмогу, оставив путь, придтик ее теплу и трепетаньюи в складках платья мяг-ких отдохнуть!
22ещо в палаццо захолустномсреди кирпичных колоннаднад плакальщицей меловоюих сверстник лиственный шумитгулявшие на перевалегуманистических эпохчто думали они о ветхихтиранах и своих грехах
журавлиный грай колодцапеснь и дым с туманом вьетсяскрипучи колесавдоль крутого плесав плесе месяц сучит космыот ветра белесыймилозвучны и речистыв поле чистом косыскачет в поле жеребецс взъерошенной шерстьюпри дороге спит мертвецсиротливой перстью
в рубахе красной и портках исподнихбосой стопой в огне колючем травс почти безумным взглядом отвлеченьездесь в заточеньи полевом живетиз ворота – седой крапивный мохна корточках в кирпичный кладень дуетна очажок где пляшут саламандрывкруг котелка с крапивною похлебкойсредь заржавелых проволок щипковв окопной сохранившейся землянкеарабский аристотель птоломейвойна заглохшая и – философский каменьв ту пустынку друг отшагал землейволнующейся синими холмамии юные венком седины другаобветрокрасных щок и лба вокругрукой квадратной красной и распухшейв борьбе с пространством мыслью и ветрамиюнец из рук учителя береттайн олицетворенную колодуи сверху вниз протянуты три связииз ока неба: к другу в землю в грудьотшельника – три жолтые от краскисместившейся в наузах-узелках
30без малого ровесник веку,кто верил в мир, а жил в грозе,я видел гордый взлет машин,а после – страшное их дело.Но что забавней: пустотаи в и вне, и в том, что между:в самом усталом глупо телеи есть ли кроме что ещо!И на земле война: стреляютна улицах, а на столбепри свете спички ищут имяприговоренного на снос