Сочинения. Том I. Трактат «Личность и проступки». Пьесы. Статьи о театре

Речь, стало быть, идет не о чем-то абстрактном, а о проникновении в реально существующую действительность. Суть объяснения этой действительности должна соответствовать опыту. А следовательно, и редукция (не только индукция) имманентна по отношению к опыту, не переставая быть по отношению к нему трансцендентной (но иначе, чем индукция).

В целом понимание в отношении человеческого опыта имманентно, но одновременно в отношении него и трансцендентно. И не потому, что опыт является актом или процессом чувственным, а понимание и объяснение – мыслительным, но с точки зрения сущностного характера того и другого. Одно дело – «испытывать» и совсем другое – «понимать» или же «объяснять» (что уже предполагает понимание).

При объяснении или интерпретации речь идет о том, чтобы интеллектуальное представление об объекте было адекватным и чтобы оно с ним «сравнялось», а это значит – чтобы вся суть, объясняющая этот объект, была схвачена, и чтобы схвачена была правильно, с соблюдением существующих между ними пропорций. От этого в огромной степени зависит сила интерпретации. В этом также заключена и ее трудность.

Концепция человека как выражение понимания и интерпретации объекта

Это в то же время и трудность самой концепции, с помощью которой мы в данном случае постигаем то, что выражает понимание – от изначального рассмотрения личности в поступке и вплоть до всесторонней интерпретации. Речь идет не только о внутреннем убеждении, что человек, который действует, является личностью, но о таком типе мышления и языка этого убеждения, о таком формировании его «во внешнее» (в данном исследовании), которое было бы в полном смысле коммуникативным. Такая концепция создается вместе с пониманием объекта и обретает черты, необходимые для того, чтобы это понимание (по возможности полное и всестороннее) могло быть выражено, передано другим людям и сумело до них дойти. Ведь человеческое знание как общественный факт формируется во взаимокоммуникации пониманий.

Трудность интерпретации (и концепции человека) связана с уже упоминавшейся выше несоизмеримостью, которая заключена в опыте человека, а через это, опосредованно, – ив понимании соотношения «личность—поступок», возникающего на основе этого опыта. Совершенно очевидно, что это соотношение по-иному должно обнаруживать себя на основе собственного «я» и в границах опыта внутреннего, нежели в границах опыта внешнего, под который подпадают все другие, кроме того человека, который есть я сам.

На путях как интерпретации, так и выработки концепции личности и поступка неизбежно должна возникнуть проблема подлинного соединения [scalenie] в одно целое тех пониманий, которые как раз и появляются вследствие такой несоизмеримости опыта. Решение этой проблемы, попытка правильного соединения этих двух аспектов опыта человека в концепции личности – одна из главных задач, которую мы ставим перед собой в настоящем исследовании.

4. Концепция личности и поступка

Попытка воссоздать субьектность человека

Если несоизмеримость опыта человека, на которую мы обратили внимание вначале, составляет трудность для интерпретации и концепции человека, то одновременно с тем следует признать, что она же предоставляет в этой области и какие-то особые возможности, открывает широкие перспективы. На основе совокупного опыта человека перед нами через поступок предстает личность именно потому, что в этом опыте сам человек являет нам себя не только извне, но еще и изнутри. Коль скоро он являет себя не только как человек-субъект, но и во всем своем субъектном опыте – как «я», то вследствие этого перед нами открывается возможность такой интерпретации человека как объекта нашего опыта, которая в определенной мере откроет и субъектность человека. Это имеет основополагающее значение для концепции личности и поступка, которую мы намерены представить в настоящем исследовании.

Рискну здесь заметить, что опыт человека – с характерным для него (и только для него) расщеплением на аспекты внешнего и внутреннего – стоит у истоков того мощного расщепления на главные течения философской мысли: объективного и субъективного, на философию бытия и философию сознания. Сводить эти могучие разветвления к самой двухаспектности опыта человека, к двойственности данных того же опыта было бы, разумеется, излишним упрощением проблемы. В этом направлении мы, кстати, и не собираемся идти в настоящем исследовании, тема которого нами строго определена.