Сочинения в 2-х томах. Том 2

7. Не удивительно, если какой-нибудь человек совершенствуется или может усовершенствоваться в долгом упражнении подобного рода так, что из различных сочетаний выведет некую идею, обнимающую многие искусства, и через нее многое сразу охватит и поймет — скажем, разнообразие природных вещей посредством идеи, которую назовет движением, увидев, что без движения ничего не бывает и что природное движение отличается от вынужденного, почему природное движение и происходит не от внешней причины, как вынужденное, а от внутренней[397]. И так далее. А другой может открыть еще более точную и плодотворную идею, как тот, кто попытался из девяти идей первоначал извлечь единую идею общего искусства всего познаваемого[398]. Но, превзойдя всех, точнейшим образом достиг пели тот, кто охватил все умопостигаемое единой идеей, которую назвал словом: это — идея искусства того, кто формирует все. В самом деле, что можно постичь, высказать или написать вне этой идеи? Ведь 'без Слова ничего не стало быть и не может стать[399], ибо оно — выражение выражающего и выражаемого, как высказывание высказывающего и то, что он высказывает, есть слово, и понятие понимающего и то, что он понимает, есть слово, и запись пишущего и то, что он пишет, есть слово, и творение творящего и то, что он творит, есть слово, и формирование формирующего и то, что он формирует, есть слово, и вообще делание делающего и сделанное есть слово: слово делает ощутимым себя и все чувственно постигаемое[400]. Недаром его зовут и светом, который являет самого себя и все в мире. Зовут его и равенством; в самом деле, оно равным образом относится ко всему, не будучи одним в большей мере, чем другим, равно давая всему быть тем, что оно есть, не более и не менее[401].

Поскольку знание знающего и познанное им — тоже слово, обратившийся к слову быстрее находит то, что желает познать, и, если хочешь почерпнуть идею того, как все возникает, посмотри, как возникает звучащее слово. Прежде всего, без воздуха ничто не может стать слышимым. Но воздух как таковой не постигается никаким чувством: зрение не видит воздуха, оно видит только окрашенный воздух; скажем, когда солнечный луч проходит через цветное стекло, мы видим окрашенный воздух. И слух воспринимает только звучащий воздух; и обоняние — только пахнущий; и вкус — только если воздух напоен вкусом, например, когда от растирания полыни он ощущается горьковатым на вкус; и осязание осязает только холодный или горячий или как-нибудь еще действующий на это чувство воздух. Словом, воздух как таковой не улавливается никаким чувством и входит в чувственное познание только через свои акциденции; но воздух так необходим для слышания, что без него ничего нельзя услышать. Подобным же образом рассуди, что все действительно существующее, будь то чувственное или умопостигаемое, предполагает что-то, без чего его нет, но что само по себе непостижимо ни чувством, ни интеллектом. Лишенное чувственной или умопостигаемой формы, оно не может быть и познано, пока не примет ту или иную форму; не имеет оно и имени, хотя его называют гиле[402], материей, хаосом, потенцией, или возможностью стать, или субстратом ж другими именами. Потом заметь, что хотя без воздуха не возникает ощутимого звука, но воздух не звуковой природы. Так же и гиле по природе не имеет формы; не есть она и начало формы, началом формы является формирующий ее. Звук, хотя он не может быть без воздуха, тоже не принадлежит еще из-за этого к природе воздуха: рыбы, и люди, воспринимают звук вне воздуха в воде, чего не было бы, если бы звук был воздушной природы. Обрати еще внимание, что человек, формирующий звучащее слово, формирует его не подобно животному[403], а как обладатель ума, которого нет у животных. И поскольку ум, формирующий слово, формирует его только для обнаружения себя, слово есть не что иное, как явленность ума (mentis ostensio), а разнообразие слов — не что иное, как разнообразное явление единого ума. Мысль, которой ум мыслит премудрость, есть рожденное умом слово, то есть познание им самого себя[404]; а звучащее слово — обнаружение того слова. И все, что может быть сказано, есть лишь [то первое] слово. Представляй себе формирующего все в мире как ум. Через рожденное от него Слово он познает себя и разнообразно обнаруживает себя разнообразными знаками в творении, знаке несотворенного Слова, причем не может быть ничего, что не было бы знаком, обнаруживающим рожденное Слово; а природа в своем отношении к творцу подобна звучащему слову, которое не может существовать, если ум, не желая более являть себя, прекращает произнесение слов, то есть не произносит их непрерывно. Все остальное, без чего звучащее слово не может быть совершенным и что называется музами, служит самообнаружению ума и подчинено целям звучащего слова[405]; равным образом есть творения — знаки и обнаружения внутреннего слова и есть творения, служащие целям первых.