Сочинения в 2 т. Том 2

Пожалуй, чаще, нежели о собственной судьбе, Иван задумывался о дальнейшей судьбе брата: почему Сеня покинул родной берег и почему, зная адрес Ивана, ни разу не написал?

Иногда ему думалось, что он понимал Семена: мучаясь жертвой, на которую пошел Иван, братик все же поступил, как мальчишка: постарался, пусть с опозданием, сбежать с места злополучного события. В одном из своих, тоже покинутых, учебников, зная, что старший брат имеет привычку просматривать любые книги, Сеня оставил странную записку:

«Мне тяжело видеть этот стол — ты за ним сидел… Дверь — ты ее открывал. Крыльцо — ты его перестраивал»…

Ивану запомнились эти слова — пристали, привязались, никак от них не отделаться. Несколько раз он порывался написать братику, адрес был известен сельским приятелям Семена, но каждый раз откладывал это намерение, почему-то веря, что будет лучше, если первым напишет брат.

Оксана намеренно и упорно избегала встреч с Ваней-механиком, а когда они все же встречались — не замечала его.

Однажды они встретились на узком дощатом тротуаре лицом к лицу, поблизости никого не было, и он сказал ей, не уступая дороги:

— Ты должна выслушать меня…

Зрачки ее глаз — чернее ночи — сузились и словно бы отдалились.

— Я… должна?

— А кто же другой?.. Главное, чтобы ты во всем разобралась.

Брови ее сомкнулись, а губы полиловели.

— У тебя было время приготовить речь!

Он не обиделся, не имел права обижаться. Да, он приготовил речь. Для этого у него было много времени, и он знал такие слова, на которые и камень отзовется. Важно, — вот что было важно, — чтобы она выслушала его! И произошло то, чего он не ожидал, на что при этой нечаянной встрече никак не надеялся: Оксана задержалась на секунду, на две… да, она готова была выслушать Ивана, и он сказал:

— Дверь — ты ее открывал… Крыльцо — ты его перестраивал. Мне тяжело видеть этот стол — ты за ним сидел!.. Но что я говорю! Я хочу сказать совсем другое!

— Не нужно так много пить, — негромко, обиженно молвила она и прошла мимо, ступив с тротуара на траву.

Он долго не мог прийти в себя, осмыслить, что с ним случилось. Разве те слова из письма Семена и были самые… трогательные? Странно, что раньше он повторял их словно бы механически, не слыша сдержанного стона… просьбы о прощении. Ах Сеня, Сеня! — как же ты подвел брата, зачем написал такие сильные и непонятные Оксане слова!

Ваня-механик, наверное, еще долго стоял бы на тротуаре, если бы его не окликнул Тихон Миронович.

— Вот и нашелся, философ, — воскликнул председатель, смеясь, несколько озадаченный необычной задумчивостью Ивана. — Садись-ка в свой тарантас да поезжай на рыбалку Дальнюю, новый ставной невод надобно отвезти.

Ваня-механик обрадовался:

— Спасибо… Я сейчас!

Тихон Миронович взглянул на него внимательнее:

— Это за что же, братец, спасибо?

— Знаете, надоело все время в мастерских, в гараже. На Дальнюю — по самому берегу дорожка… хорошо!

Он очень обрадовался этому поручению, так хотелось вырваться в степь, в шум хлебов или на отмели, в дымчатый и звонкий росплеск моря.

Противоречивые и сбивчивые чувства владели Ваней-механиком в те минуты: было и радостно (все же она согласилась выслушать его!), и стыдно (причем тут жалоба Семена?), и обидно (вот она, непрошеная слава — «не нужно так много пить!»), но главное, самое главное прояснилось: она согласилась выслушать его!

Поэтому в течение всей поездки у Ивана было повышенное настроение, которое нисколько не изменилось и в тот час, когда на обратном пути, откуда ни возьмись, по притихшей степи, по буйному разнотравью, по плюшево-пыльной дороге, будто с маху вбивая в землю длинные гвозди, ударил ливень.

Он был такой густой и хлесткий и так заступал дорогу, что Ивану пришлось, памятуя извилины над кручами, ехать с включенными фарами и, как говорится, почти на ощупь.

Километрах, примерно, в двадцати от своего села, когда сизый вал ливня свалился в море, а здесь, по откосам берега, стлался равномерный дождь, неподалеку от проселка, в крутом глинистом овражке, Иван заметил какой-то ящик и над ним запрокинутое колесо.

Он, конечно, встревожился: авария?.. Что ж, в такую непогодь беда висит над головой. Ваня-механик остановил машину, выбрался из кабины и, скользя по глинистому откосу, хватаясь за мокрые стебли бурьяна, спустился на дно овражка. Глина не поглощала воду, и здесь бурлил ручей, а обходной тропинки у русла овражка, конечно, не было, и пробираться к странному ящику Ивану пришлось по колени в этой взмыленной жижице ручья.

Еще не добравшись к ящику, Иван понял, что серьезной аварии не случилось: просто какой-то растяпа водитель уронил в овраг и покинул свой автоприцеп.

Ругнувшись, Иван вернулся к машине за тросом, взял прицеп на буксир и вытащил на дорогу. У створок ящика на скобах он заметил висячий замок, но подумал, что это его не касается. Промок он, что называется, до нитки, да еще по самые плечи вымазался в грязь, однако утешился мыслью, что сделано доброе дело: не пропадать же в овраге имуществу!