Сочинения в 3 томах. Том 2: Земля Санникова. Рудник "Убогий". Тепловая шахта

Отправились проверять это указание. В штреке за трещиной лед начал убывать и наконец исчез. Крепь оказалась сильно поломанной и подавленной, но впереди виднелся слабый отблеск дневного света. Один из рабочих пролез между поломанными стойками и нависшими глыбами и убедился, что выбраться на поверхность можно, хотя с большим трудом и риском.

Вместе с казаком на место происшествия явился и Репиков. Все приступили к осмотру обледеневшего мертвеца. Поднять его не было возможности: он слился в одну массу со льдом почвы. Пришлось осторожно отбивать ледяную корку с тела и подрубать лед снизу; вскоре освободили ноги, обутые в хорошие сапоги, по которым можно было узнать, что это не рабочий. В откинутой руке оказался револьвер.

— Очевидно, самоубийца! Я полагаю, что это Григорий Ефимович! — высказал Бубнов вслух свою первую догадку.

— Наверно, он, — подтвердил казак. — Ведь он исчез бесследно уже почти месяц.

— И оставил записку: «Теперь меня не найдете, не ищите!» — вспомнил штейгер.

— И не нашли бы никогда, если бы Василию Михайловичу не пришло в голову сюда забраться! — сказал Репиков. — Какое местечко выбрал себе! Так бы и остался в ледяной могиле до второго пришествия. Ведь еще несколько лет, и весь квершлаг заплыл бы льдом.

Постепенно освободили и туловище, одетое в рудничную брезентовую куртку, и прижатую к нему руку, на пальце которой был перстень с бирюзой, известный служащим, знавшим маркшейдера. Так как сомнений в личности мертвеца не было, то лицо не стали освобождать от льда, а отделили труп от почвы, чтобы вынести его из рудника.

Тихо теплились свечи в руках людей, обступивших неподвижное тело товарища, покончившего свою жизнь таким необычным образом. Сверху, сзади и с боков нависали ледяные массы молочно-белого цвета, с странными выпуклостями и натеками, отражавшими пламя свечей. Легко клубился пар от дыхания. На ледяном ложе лежал мертвец, лицо которого представляло страшную ледяную маску.

— Поднимайте! — сказал наконец Репиков, надевая шапку.

Тащить труп, тяжелый и твердый, как толстое бревно, было очень трудно; откинутая и застывшая рука мешала в узких проходах старых работ; по подъемам труп пришлось спускать на веревке. Вообще, бились не меньше часа, прежде чем вытащили его кратчайшим путем через шахту на земную поверхность, где ждала уже телега.

В больнице мертвеца оттаяли и убедились, что это действительно маркшейдер. В правом виске была рана, но в ледяной могиле труп совершенно сохранился; он лежал на больничной койке, словно заснувший спокойным сном после тяжелой рудничной работы. В руке, сжатой в кулак, на груди, оказалась записка.

«Если, паче чаяния, вы меня найдете и извлечете из ледяной могилы, которую я себе выбрал как место вечного упокоения, то прошу похоронить меня не на кладбище, а, как самоубийцу, в старом шурфе на вершине рудничной горы, откуда видны все окрестности, мои любимые синие горные дали. На кресте напишите: «Маркшейдер рудника «Убогого» Григорий Ефимович Кузьмин, 38 лет от роду, поставил последнюю точку 18 сентября 1908 г. Мертвые сраму не имут».

Но Бубнов восстал против того, чтобы хоронить маркшейдера на рудничной горе, считая это плохим предзнаменован ием.

— Рудник еще не мертв, — заявил он. — В выработках будут ходить люди, а мертвец над их головами будет внушать им суеверные мысли. Если не на кладбище, похороним его на вершине нашей горы, над станом, откуда тоже все окрестности и горные дали видны.

Так и сделали. В сопровождении небольшой кучки людей, оставшейся еще на руднике, повезли тело Кузьмина по рудовозной дороге на перевал, а потом на руках унесли на вершину горы. Поставленный на могиле большой крест был ясно виден из стана.

Через два часа после похорон и прощального обеда, устроенного штейгером, с «Убогого» рудника уехал Репиков с дочерью, а на следующее утро Михаил Петрович с последним конторщиком. Им всем было очень тяжело расставаться с рудником. Только Лидия Николаевна была довольна: ее отец ехал в Петербург подвести все расчеты с хозяином, и она надеялась поступить наконец на курсы, а отца пристроить на службу в столичной конторе какого-нибудь золотопромышленного дела.