Сочинения в четырех томах. Том 1

— Они вас не презирают, — запротестовал он.

— Допустим… Но если бы презирали, мог бы я каким-либо образом убедить их и самого себя, что у меня есть причины не быть музыкантом?

— Ну конечно, — сразу ответил он, — вы бы действовали так, как и действуете. Нашли бы какое-то дело и упорно занимались им до тех пор, пока в своей сфере не достигли того же совершенства, что все семейство в своей.

Я почувствовал, будто получил удар в солнечное сплетение. Такое простое объяснение моего пристрастия к скачкам не приходило мне в голову.

— Но это… это не то, что я имею в виду, — беспомощно пробормотал я. — Мне хотелось узнать, мог ли я с детства выработать у себя какой-нибудь физический недостаток, чтобы оправдать свою неспособность к музыке. Например, что-то вроде паралича, из-за которого не мог бы играть на скрипке или любом другом инструменте? Чтобы это был наглядный и достойный выход из положения?

Он некоторое время смотрел на меня сосредоточенно, без улыбки.

— Если бы вы были личностью определенного типа — это было бы возможно. Но не в вашем случае. Лучше перестаньте крутиться вокруг да около и задайте мне свой вопрос. Настоящий вопрос. К гипотетическим вопросам я давно привык… Каждый день с ними сталкиваюсь… Но если вам нужен прямой ответ, вам и вопрос придется задать подлинный.

От его ответов так много зависело — вся моя жизнь. Он терпеливо ждал. Я произнес наконец:

— Может ли мальчик, у которого все в семье страшные любители конного спорта, выработать у себя астму, чтобы скрыть свой страх перед лошадьми? — Во рту у меня пересохло.

Он переспросил:

— И это все?

— И может ли этот мальчик, став взрослым, ощутить такую неприязнь к жокеям, что стал бы портить им карьеру? Даже если, как вы говорили, он нашел себе другое дело, которое делает блестяще.

— Вероятно, именно у этого человека есть сестра?

— Есть. Она чемпионка в кроссе среди девушек.

Он откинулся в кресле.

— Все это так важно для вас, Роберт, что я не могу дать ответ, не узнав обо всем подробнее. Я не вправе отделаться случайными «да» или «нет». А потом выяснится, что вы из-за этого устроили всевозможные неприятности людям. Вы должны объяснить, с какой целью задавали свои вопросы.

— Но ваш гольф…

— Поеду позже, — спокойно ответил он. — Говорите!

И я заговорил. Рассказал ему, что случилось с Артом и с Грэнтом, с Питером Клуни, с Тик-Током и со мной. А потом я рассказал ему о Морисе Кемп-Лоре:

— Он родился в семье, где садятся в седло, едва научившись ходить. И у него для стипль-чеза вполне подходящее сложение. Но лошади вызывают у него приступ астмы. Поэтому, как всем известно, он не может участвовать в состязаниях. Прекрасное объяснение, верно? Он вызывает невольную симпатию. Обаяние его так велико, что любой собеседник начинает прямо-таки сиять. Он слышит все, что говорится на ипподроме — начиная от распорядителей и ниже… И, я считаю, он пользуется своим влиянием, чтобы сеять семена сомнений насчет жокеев.

— Продолжайте, — настаивал сэр Клаудиус Меллит. Лицо его было непроницаемо.

— Особенно под его влиянием находится тренер Корин Келлар и член комитета по конному спорту Джон Баллертон. Ни один из них доброго слова не скажет о жокеях. Думаю, Кемп-Лор выбрал их в друзья исключительно потому, что эти низкие душонки мигом подхватывают и распространяют все инсинуации, которые он им подбрасывает. И мне кажется, все скверные слухи исходят от Кемп-Лора. И даже основания для слухов подстраивает он сам. Почему ему не быть довольным тем положением, которое он занимает? Ведь жокеи, которым он пакостит, любят его и радуются, когда он к ним обращается. Так почему ему хочется уничтожить их?

Сэр Клаудиус ответил:

— Вероятно, этот человек с раннего детства ненавидит своего отца и завидует ему. Так же относится он и к сестре. Но подавляет эти чувства. К несчастью, вся агрессия перенесена на людей, которые обладают ненавистными ему способностями и качествами. Таких индивидуумов можно понять, лечить и простить их.

— Я не могу простить его. Я должен его остановить.

Сэр Клаудиус внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Вы должны быть абсолютно уверены в фактах. Пока — это только догадки. Он общественный деятель с положением. А вы предъявляете ему слишком серьезные обвинения. Вам нужны железные факты. Иначе скажут: вы объясняете случившееся злым вмешательством — чтобы уйти от осознания своей внутренней неудачи. Своего рода астма сознания.

Я вздохнул.

— Психологи воспринимают просто хоть что-нибудь?

Он покачал головой:

— Мало что объясняется просто.

— Я добуду факты. И начну сегодня же. — Я встал. — Спасибо, что вы согласились принять меня и выслушали столь терпеливо. И приношу искренние извинения по поводу вашего гольфа.

— Не так уж я и опоздаю, — успокоил он меня. На пороге, пожимая мне руку, он предупредил: — Роберт, будьте осторожны. Действуйте с оглядкой. Если вы правы насчет Кемп-Лора — а очень возможно, что так оно и есть, — вы должны обращаться с ним осмотрительно. Заставьте его лечиться. Не загоняйте человека в угол. Его душевное здоровье может оказаться в ваших руках.

Я сказал резко: