Она обрадовалась. Повязав на голову голубой шелковый шарф, она опустила верх машины, вывела ее из гаража, и мы двинулись по подъездной дорожке за ворота, а на шоссе Кэт повернула к деревне.
— Куда мы поедем? — спросила она.
— Давайте в Стейнинг, — сказал я.
— Странное место вы выбираете, — сказала она. — А как насчет моря?
— Мне нужно навестить одного фермера, это около Стейнинга. Спросить его насчет лошадиного фургона, — сказал я. Ия выложил ей, как эти ребята в лошадином фургоне убеждали меня не задавать вопросов по поводу смерти Билла. — Ну вот, а фургон принадлежит фермеру из Вашингтона, — закончил я.
— Это около Стейнинга. И я хочу его спросить, кто нанимал у него фургон в прошлую субботу.
— Господи! — воскликнула Кэт. — Как интересно! — И она повела машину немного быстрее. Я сидел сбоку и любовался ею. Прекрасный профиль, голубой шарф, развевающийся по ветру, выбившаяся из-под него прядь волос, вишнево-красные, красиво очерченные губы. Она могла разбить сердце любому.
До Вашингтона и было-то всего десять миль. Мы въехали в деревню и остановились. Я спросил у детей, возвращавшихся из школы, где живет фермер Лоусон.
— Вон там! — показали нам.
Это оказалась зеленая, отлично построенная ферма со старым, прочным домом и новеньким амбаром голландского типа, возвышавшимся позади.
Кэт въехала во двор и остановилась, и мы прошли через садовую калитку к дому.
Послеобеденные часы в субботу — это, конечно, не лучшее время для посещения фермера, который наслаждается своим единственным за неделю беззаботным днем, но делать было нечего.
Мы позвонили, и нам долго не открывали. Наконец дверь отворилась. Моложавый, красивый человек с газетой в руках вопросительно смотрел на нас.
— Могу я поговорить с мистером Лоусоном? — спросил я.
— Я Лоусон, — сказал он и зевнул.
— Это ваша ферма? — спросил я.
— Да. А чем я могу вам быть полезен? — Он снова зевнул.
Я сказал, что, насколько мне известно, у него есть лошадиный фургон, который он сдает внаем. Он потер нос большим пальцем, разглядывая нас. Потом он сказал:
— Фургон очень старый. И вопрос — когда он вам понадобится?
— Вы разрешите осмотреть его? — спросил я.
— Да, — сказал он. — Подождите минутку. — Он вошел в дом, и мы услышали, как он позвал кого-то, и женский голос ему ответил. Потом он вышел уже без газеты.
— Здесь, — сказал он, показывая дорогу, фургон стоял под открытым небом, прикрытый только сеном, АРХ 708. Мой старый знакомый.
Я сказал Лоусону, что вообще-то не собираюсь нанимать его фургон, а только хочу узнать, кто нанимал его восемь дней назад. Но, увидев, что этот вопрос показался ему чрезвычайно странным и что он собирается выставить нас со двора, я объяснил ему, зачем мне это нужно.
— Не может быть, чтобы это был мой фургон, — сказал он сразу.
— Ваш, — сказал я.
— Я его никому не сдавал восемь дней назад. Он стоял здесь целый день.
— Он был в Мейденхеде, — упрямо повторил я.
Он смотрел на меня целых полминуты. Потом сказал:
— Если это правда, фургон брали без моего ведома. В конце недели я уезжал со всей семьей. Мы были в Лондоне.
— Сколько человек могло знать, что вы в отъезде? — спросил я.
Он засмеялся:
— Миллионов двенадцать, полагаю. Мы участвовали в этой телевизионной семейной программе в пятницу вечером. Моя жена, старший сын, дочь и я. Младшего сына не допустили, потому что ему только десять лет. Он был в ярости из-за этого. Моя жена ответила в ходе передачи, что в субботу мы все пойдем в зоопарк, а в воскресенье в Тауэр и что мы не вернемся раньше, чем в понедельник.
Я вздохнул.
— А за сколько времени до этой телевизионной программы вы знали о ней?
— За несколько недель. В местной газете печаталось, что мы поедем туда. Меня это, правда, немного раздражало. Нехорошо, когда каждый бродяга в окрестностях знает, что ты уезжаешь. Конечно, у меня оставались мои работники, но, знаете, это не то.
— А вы не могли бы спросить их, не нанимал ли в то время кто-нибудь ваш фургон?
— Почему же, могу. Скоро время дойки, они сейчас все соберутся. Но я все-таки думаю, что вы ошиблись, номер неправильно запомнили.
— Есть у вас скаковой жеребец, — спросил я, — чистокровный, среднего веса, гнедой, белая звезда на лбу, с одним висящим ухом, хвост трубой держит?
Его скептицизм мгновенно исчез.
— Есть, — сказал он. — Он там, в конюшне.
Мы пошли и взглянули на него. Это была та самая лошадь, которую Берт прогуливал перед фургоном.
— Конечно, ваши люди, когда задавали корм лошадям, должны были заметить, что этого гнедого нет на месте? — сказал я.
— Мой брат — он живет в одной миле отсюда — берет жеребца, когда ему вздумается. Должно быть, люди подумали, что брат взял его. Я спрошу работников.
— Спросите их заодно, не находили ли они галстук в фургоне, — сказал я. — Мне он очень нравится, и я уплачу десять шиллингов, если мне вернут его.
— Спрошу, — сказал Лоусон. — Входите в дом и подождите.