Сочинения в четырех томах. Том 3

Люк-Джон взглянул на Берта с состраданием и предложил еще виски. Алкоголь затопил мутно-голубые глазки, сократив зрачки до величины булавочной головки, что придавало взгляду уже абсолютно бессмысленное выражение.

— Пойду, пожалуй, провожу-ка его до конторы, — неожиданно для самого себя предложил я. — Не то еще под автобус угодит.

— И поделом ему, — тихо, чтобы не услыхал Люк-Джон, прошептал Дерри.

Ленч завершился сыром и второй кружкой пива. Чехова мотало из стороны в сторону, и он опрокинул содержимое моей кружки на брюки Дерри и на ковер. Ковер перенес это стоически, чего нельзя было сказать о Дерри. Одним глотком я допил пиво и принялся подталкивать Берта Чехова через толпу к выходу.

— Бар еще не закрыт, — неожиданно отчетливо проговорил он.

— Для тебя закрыт, старина.

Он привалился к стенке, размахивая трубкой, зажатой в пухлом кулаке.

— Никогда не уходи из пивной до закрытия. Никогда не бросай рассказ незаконченным. Никогда не держи женщину на пороге дома. Абзацы и юбки должны быть короткими, а фазаны и грудки — пухленькими.

— Точно, — вздохнул я. Вот тебе и совет!

Я взял его под руку, и без особых помех мы выбрались на тротуар Флит-стрит. Нетвердое наше передвижение в сторону Сити вызвало немало косых взглядов, но к столкновениям не привело. Слитые воедино, мы перешли улицу и двинулись на запад вдоль знаменитых фронтонов редакции «Телеграф» и черных стеклянных витрин «Экспресс». Флит-стрит многое повидала на своем веку, и пожилой репортер, накачавшийся, словно бурдюк, вином во время ленча, был никому не интересен.

— Совет, — сказал он вдруг, резко остановившись. — Небольшой совет.

— Ну? — терпеливо спросил я.

Он скосил на меня глаза.

— А ведь мы прошли мимо «Блейз».

— Ага.

Он попытался развернуть меня в обратную сторону.

— У меня есть дело в Лудгейт Серку с. Нам сегодня по пути, — солгал я.

— П-п-правда? — Он рассеянно кивнул, и мы потащились дальше. Через несколько шагов он снова остановился.

— М-маленький… ик… совет…

Он смотрел прямо перед собой. Я был уверен, что он ничего не видит, не замечает уличной суеты. Ничего, кроме какой-то одной мысли, его не занимало.

Мне надоело ждать совета, который никак не мог материализоваться. Стало опять накрапывать. Я взял его под руку и попытался протащить последние оставшиеся до дверей редакции пятьдесят ярдов. Он не стронулся с места.

— Запомни последние слова, — вдруг сказал он.

— Чьи?

— Мои, ясное дело… Запомни последние слова. Маленький совет…

— Непременно, — вздохнул я. — Вымокнем тут.

— Я не пьяный.

— Нет, конечно.

— Могу написать свою колонку в любую минуту. Хоть сейчас.

Он пошатнулся, и мы направились к входу в редакцию. Еще три ступеньки, и он будет в тепле, в безопасности. Покачиваясь, он стоял у входа.

— Если кто попросит, — сказал он наконец, — не соглашайся.

— На что не соглашаться?

По бледному мясистому лицу пробежала тень озабоченности. Нос был усеян крупными порами, на подбородке проступала жесткая черная щетина. Рука его скользнула в карман, и выражение озабоченности сменилось радостной гримасой, когда она вынырнула на свет Божий с наполовину полной бутылкой виски.

— Надо же, я думал, что потерял, — пробормотал он.

— Ладно, пока, Берт!

— Не забывай, помни мой совет.

— Ладно. — Я уже повернулся, как вдруг он окликнул меня.

— Тай!

Мне это надоело.

— Ну, что еще?

— С тобой этого не случится. Ты не допустишь, я знаю… Но иногда самые стойкие попадают в худшие переделки. Я хочу сказать… Они не понимают, где надо остановиться…

Внезапно он качнулся вперед и ухватился за лацканы моего пальто. В нос мне ударил запах перегара, горячее дыхание смешивалось с сырым воздухом.

— Ты вечно будешь нищим из-за своей жены. Люк-Джон мне говорил, я знаю. Вечно без гроша, будь я проклят. Но не соглашайся… Не продавай свою бессмертную душу.

— Ладно, постараюсь, — устало произнес я, но он, казалось, не слышал.

С настойчивостью параноика, свойственной сильно пьяным, он продолжал:

— Сперва они покупают тебя, потом шантажируют…

— Кто?

— Не знаю… Только не продавай… не продавай свою колонку!

— Не буду, — вздохнул я.

— Я тебе серьезно говорю. — Он придвинулся еще ближе. — Никогда не продавай свою колонку.

— Берт, а ты?

Он замолчал. Потом отвалился от меня и снова зашатался. Криво подмигнул мне.

— Вот такой совет…

Развернувшись, как на шарнирах, он нетвердой походкой направился через вестибюль и твердил «Совет, совет…». Тяжелые двери сомкнулись. Я пожал плечами и, несколько озабоченный, двинулся обратно к «Блейз». Зашел в машбюро посмотреть, готов ли материал. Они еще не закончили. Просили зайти в понедельник.

Когда я снова вышел на улицу, там кричала женщина.

Прохожие оборачивались. Резкий истерический крик перекрывал шум колес и визг автомобильных клаксонов. Вслед за другими я побежал посмотреть, в чем там дело.

На тротуаре в пятидесяти ярдах от «Блейз» быстро собиралась толпа. Я еще подумал, что здесь в штатных репортерах недостатка не будет. Примчатся через секунду.