Сочинения в двух томах

Владыка сумрачного мира:

Над огненной его порфирой

Горят два огненных крыла.

Но торжество кому ж уступит

В пыли рожденный человек?

Венец ли вечных пальм он купит

Иль чашу временную нег?

Господень ангел тих и ясен:

Его живит смиренья луч;

Но гордый демон так прекрасен,

Так лучезарен и могуч!

   1841

ЭЛЕГИИ

ИСПОВЕДЬ

Так, ветрен я, друзья! Напрасно я учусь

Себя обуздывать: всё тщетно! Тяжких уз

Мой дух чуждается... Когда на взор мой томный

Улыбку вижу я в устах у девы скромной —

Я сам не свой! Прости Сенека, Локк и Кант,

И пыльных кодексов старинный фолиант,

Лицей блистательный и портик величавый,

И знаменитый ряд имен, венчанных славой!

Опять ко мне придут игривая мечта,

И лики бледные, и имя на уста,

И взоры томные, и трепет сладкой неги,

И стих таинственный задумчивых элегий.

   1841

«О ЧЕМ В ТИШИ НОЧЕЙ ТАИНСТВЕННО МЕЧТАЮ...»

О чем в тиши ночей таинственно мечтаю,

О чем при свете дня всечасно помышляю,

То будет тайной всем, и даже ты, мой стих,

Ты, друг мой ветреный, услада дней моих,

Тебе не передам души своей мечтанья,

А то расскажешь ты, чей глас в ночном молчаньи

Мне слышится, чей лик я всюду нахожу,

Чьи очи светят мне, чье имя я твержу.

   Март 1841

«ЗАЧЕМ СРЕДЬ ОБЩЕГО ВОЛНЕНИЯ И ШУМА...»

Зачем средь общего волнения и шума

Меня гнетет одна мучительная дума?

Зачем не радуюсь при общих кликах я?

Иль мира торжество не праздник для меня?..

Блажен, кто сохранил еще знаменованье

Обычаев отцов, их темного преданья,

Ответствовал слезой на пение псалма;

Кто, волей оторвав сомнения ума,

Святую Библию читает с умиленьем,

И, вняв церковный звон, в ночи, с благоговеньем,

С молитвою зажег пред образом святым

Свечу заветную, и плакал перед ним.

   28 марта 1841

ЖИЗНЬ

Грядущих наших дней святая глубина

Подобна озеру: блестящими водами

Оно покоится; волшебного их сна

Не будит ранний ветр, играя с камышами.

Пытливый юноша, годов пронзая мглу,

Подходит к берегам, разводит осторожно

Густые ветви ив и мыслию тревожной

За взором следует... По водному стеклу

Аврора пурпур свой рассыпала струисто...

Как темны гряды скал! как небо золотисто!

Как стаду мелких рыб, блистая в серебре,

На солнце радостно играть и полоскаться!

Но... юноша, беги! на утренней заре

Опять не приходи смотреть и любоваться

На это озеро! Теперь внимаешь ты

Лишь шепоту дерев и плеску волн шумливых;

А там, под образом блестящей красоты,

С приманкою любви, с приманкой ласк стыдливых,

Красавиц легкий рой мелькнет перед тобой;

Ты кинешься за ней, за милою толпой,

С родного берега... Паденья шум мгновенный,

Урчание и стон пучины пробужденной

Окрестность огласит, и скоро смолкнет он,

И стихнет всё. И что ж, под зеркалом кристалла,

Увидишь ты?.. Увы! исчезнет всё, как сон!

Ни рощ коралловых, ни храмов из опала,

Ни скал, увенчанных в златые тростники,

Ни нимф, свивающих в гирлянды и венки

Подводные причудливые травы...

Нет! ты падешь к одним скалам немым,

К растеньям, дышащим губительной отравой, —

И, вызвана падением твоим,

Толпа алкающих чудовищ

На жертву кинется, низвергнутую к ним

Приманкой красоты, и счастья, и сокровищ.

   1839

БЕЗВЕТРИЕ

Как часто, возмущен сна грустным обаяньем,

Мой дух кипит в избытке сил!

Он рвется в облака мучительным желаньем,

Он жаждет воли, жаждет крыл.

О! молодая мысль с презреньем и тоскою

Глядит на жизни темной даль,

На труд, лелеемый пурпурною зарею,

На скорбь, на радость, на печаль...

Питая свой восторг, безумный и строптивый,

Мятежно рвется ввысь она...

В чертоги вымысла влекут ее порывы, —

Уж вот пред ней блестит волна,

Корабль готов отплыть, натянуты канаты,

Вот якорь поднят... с берегов

Народ подъемлет крик... вот паруса подъяты:

Лишь ветра ждут, чтоб грудь валов

Кормою рассекать... на палубе дрожащий

Пловец желанием горит:

«Простите, берега!..» Но — моря в влаге спящей

Ни зыби вкруг не пробежит,

Не будит ветерок игривыми крылами

Отяжелевших моря вод,

И туча сизая с сребристыми кудрями

Грозы дыханьем не пахнет...

На мачте паруса висят и упадают

Без силы долу... и пловец

В отчаяньи глядит, как воды засыпают,

Везде недвижны, как свинец;

Глядит на даль... но там лишь чаек слышит крики

И видит резкий их полет.

Вдали теряется в извивах берег дикий:

Там беспредельность настает...

Он смотрит с грустию — ни облака, ни тучи

Не всходит в синих небесах,

Не плещет, не шумит на мачте флаг летучий...

Уж ночь ложится на водах:

Он всё еще глядит на руль, где клубы пены

Облиты месячным лучом,

На мачты тонкий верх, туманом покровенный,

На флаг, обвившийся кругом...

   1839, Санкт-Петербург

МРАМОРНЫЙ ФАВН

Бродил я в глубине запущенного сада.

Гас красный блеск зари. Деревья без листов

Стояли черные. Осенняя прохлада

Дышала в воздухе. Случайно меж кустов

Открыл я статую: то фавн был, прежде белый,

Теперь в сору, в пыли, во мху, позеленелый.

Умильно из ветвей глядел он, а оне,

Качаясь по ветру, в лицо его хлестали

И мраморного пня подножие скрывали.

Вкруг липы древние теснились, в глубине

Иные статуи из-за дерев мелькали;

Но мне была видна, обнятая кустом,

Одна лишь голова с смеющимся лицом.

Я долго идолом забытым любовался,

И он мне из кустов лукаво улыбался.