Сочинения в двух томах

А ф а н а с и й. А если охота, откуда ж им мучиться? С охотою все приятно. А где охота, там п природа. Охота по твоей же сказке есть родная дочь природы. Как же?..

Григорий. О крючкотворная тварь! Как прехитрый змий, вьешься, развиваешься в разные сверткп.

Афанасий. Пожалуйста, не сердись! «Как льстецы и истпнпы».

Григорий. Хорошо: выслушай же прежде басенку.

Басня о котах[417]

Кот из пчельника по давнему знакомству пришел в деревню к своему товарищу и принят великолепно. Удивлялся во время ужина изобилию.

— Бог мне дал должность, — сказал хозяпн, — она приносит на дом мой в сутки по двадцать туш самых добрых мышей. Смею сказать, что я -в деревне великим Катоном.

— Для того-то я пришел повидаться с вами, — говорил гость, — и осведомиться о счастии вашем, притом и ловлею позабавиться. Слышно, что у вас хорошие появились крысы.

После ужина легли спать. Хозяин во сне стал кричать и разбудил гостя.

— Конечно, вам страшное нечто во сне явплось?

— Ох, братец! Казалось, будто я утоп в самой бездпе.

— А я ловлею веселился. Казалось, будто поймал самую чпстую сибирскую крысу.

Гость опять уснул, выспался и проснулся. Услышал вздыхающего хозяина.

— Господин Катон! Ужель вы выспались?

— Нет! Я после сонного страшилища не спал.

— Ба! А для чего?

— Такая моя натура, что, раз проснувшись, уснуть больше не могу.

— Что за причина?

— Тут есть тайна… Ах, друг мой! Не знаешь, что я обязался быть рыболовом для всех котов в сем селении. Ужасно меня беспокоит, когда вспомню лодку, сеть, воду…

— Зачем же ты взялся за рыболовство?

— Как же, братец? Без пропитания в свете не проживешь. Сверх того и сам я к рыбе большой охотник.

Гость, пошатав головою, сказал:

— О государь! Не зная), в каком смысле понимаешь имя сие бог. Но если бы ты придержался твоей природы, которую безвинно обвиняешь, был бы гораздо одпою в сутки тушею довольнее. Прощай с твоим счастием! Моя нищета лучше.

II возвратился в свой лесок.

Отсюда родилась притча сия: Catus amat pisces, simul odit flumen aquarum — «кот охотник к рыбе, да воды боится». Сие несчастпе постигает всех охотников не к званию, но к доходам. Не несчастное ли рассуждение — любить от хозяина платеж, а виноград копать не быть охотником? Конечно, тот не охотник, кто не природный. Природному охотнику больше веселия приносит сама ловля и труд, нежели поставленный на стол жареный заяц. На искусной живописи картину смотреть всякому мило, но в пиктуре одпн тот охотнпк, кто любит день и ночь погружать мысли своп в мысли ее, примечая пропорцию, рисуя и подражая натуре.

Никто не пожнет твердой славы от какого-либо художества, если около оного трудиться не почтет за сладчайшее, саму славу превосходящее увеселение. А тот уже самый верный друг званию своему, если и сама доходов убыль, нищета, хула, гонение любви его угасить не могут. Но без прпроды труд сладок быть никак не может.

Мпогпе, презрев природу, избирают для себя ремесло самое модное и прибыльное, по вовсе обманываются. Прибыль не есть увеселение, но исполнение нужности телесной, а если увеселенпе, то не внутреннее; родное же увеселение сердечное обитает в деланпп сродном. Тем оно слаще, чем сроднее. Еслп бы блаженство в изобилии жило, то мало ли изобильных? Но равнодушных и куражных скудно.

Изобилием снабжается одно только тело, а душу веселит сродное делание. Спя-то есть зала сладчайшего ее пиршества. Тут-то она, будто хитрая машина, на полном своем ходу обращаясь, радуется и, находясь при одном ржаном хлебе и воде, царским чертогам не завидует.

Картина изображенного беса, называемого грусть* тоска, скука

Если же отнять от нее сродное действие, тогда-то ей смертная мука. Грустит и мечется, будто пчела, закрытая в горнице, а солнечный светлейший луч, окошко пронзающий, зовет ее на цветоносные луга. Спя мука лишает душу здравия, разумей, мира, отнимает кураж и приводит в расслабление. Тогда она ничем не довольна, мерзит и состоянием, и селением, где находится. Гнусны кажутся соседи, невкусны забавы, постылы разговоры, неприятны горничные стены, немилы все домашние; ночь скучна, а день досадный; летом зпму, а зимою хвалит лето; нравятся прошедшие авраамские века, или сатурновы [418]; хотелось бы возвратиться пз старости в молодость, из молодости в отрочество, пз отрочества в мужество; хулит народ свой и своей страны обычаи, порочит натуру, ропщет иа бога и сама на себя гневается. То одно сладкое, что невозможное; вожделенное — что минувшее; завидное — что отдаленное. Там только хорошо, где ее нет, и тогда, когда ее нет. Больному всякая ппща горькая, услуга противна, а постель жестка. Жить не может и умереть не хочет.

Млость у врачей есть предводительница всех телесных болезней и возмущений. А душевное неудовольствие дверь есть всем сердечным страстям и внутренним обуре- ваниям.

Не виден воздух, пенящий море, не видна и скука, волнующая душу; не видна — и мучит; мучит — и не видна.

Она есть дух мучительный, мысль нечистая, буря лютая.