Взглянем на землю и на около нас находящееся. Мелочный зверечек мышь, вкравшись за дорожным припасом в коляску, бешеную рысь самых буйных лошаков приводит в слабость и истомление. Взгляни на слабосильного зверька — человека. Он водит медведей и слонов. Взгляни на маленькую компасную коробочку и на малую часть корабля — на его руль. Он правит течение, а та указывает путь. Маленькая искра разоряет городские стены. Из крошечного зерна выходит большая яблоня. Легонький воз- душпый шум есть испущенное из уст слово, но оно часто пли смертно уязвляет, или в кураж приводит и оживляет душу. Малая птица петух пугает льва, а мышь — слона. Невидная пружина в составе движет всю часовую машину. Неосязаемая в циркуле точка источник есть всех фигур и машин. Десятифунтовая машинка ворочает стопудовую тяжесть. Соломенный крутень разбивает кремень. Ничтожная гражданских законов бумажка содержит гражданство в тишине. Отцовская старость владеет сильными рабами и буйными сынами. Слабого здоровья государь управляет бессловесной свирепостью народной.
Все сие по плоти ничто есть, но по сокровенному в себе естеству сильное.
Предел 3–й НАЧАЛО ВО ВСЕХ СИСТЕМАХ МИРСКИХ УМОЗРИТСЯ И ВСЮ ТЛЕНЬ, КАК ОДЕЖДУ СВОЮ, НОСИТ;
Взглянем теперь на всемирный мир сей, как на увеселительный дом вечного, как на прекрасный рай из бессчетных садов, будто венец из веночков, или машинище, из машинок составленный.
А я вижу в нем единое
Но когда сие начало и сей центр есть везде, а окружия его нигде нет, тогда вижу в сем целом мире два мира, один мир составляющие: мир видный и невидный, живой и мертвый, целый и сокрушаемый. Сей — риза, а тот — тело, сей — тень, а тот — древо; сей — вещество, а тот — ипостась, сиречь основание, содержащее вещественную грязь, так как рисунок держит свою краску.
Итак, мир в мире есть то вечность в тлени, жизнь в смерти, восстание во сне, свет во тьме, во лжи истина, в плаче радость, в отчаянии надежда.
В сем месте встречается со мною любомудрое слово Платоново [464]
в такой силе: «Подлость не почитает за сущую точность». Nisi quod teneat, сиречь кроме одного того, что в кулак схватить может, а в кулак схватить можно одно осязаемое. Если ж мне скажешь, что внешний мир сей в каких-то местах и временах кончится, имея положенный себе предел, и я скажу, что кончится, сиречь начинается.Видишь, что одного места граница есть она же и дверь, открывающая поле новых пространностей, и тогда ж зачинается цыпленок, когда портится яйцо.
И так всегда все идет в бесконечность. Все исполняющее начало и мир сей, находясь тенью его, границ не имеет. Он всегда и везде при своем начале, как тень при яблоне. В том только разнь, что древо жизни стоит и пребывает, а тень умаляется: то преходит, то родится, то исчезает и есть ничто.
Materia aeterna [465]
.Предел 4–й ЗДЕСЬ НЕСКОЛЬКО ЗНАМЕНИЙ, ГЕРБОВ И ПЕЧАТЕЙ, ТАЙНО ОБРАЗУЮЩИХ ГОРНЕЕ НАЧАЛО
Сие единственное
За шаром идут звезды, планеты, плоды, зерно, древо, рай и проч. За солнцем — утро, свет, день, огонь, луч, молния, блистание, дорогие камни, золото, прекрасные и благовонные цветы и проч. Прекрасно сияющая радуга тоже взята в образ. Зороастр [466]
изобразил солнцем с сею песнею: «Услышь, блаженный, всевидящее имеющий вечное око!»Отсюда у древних персов поклонение солнцу, а день воскресный назван день солнца, сиречь день господен.
Монумент око подало повод изобразить человеками, зверьми, скотами, птицами, рыбами и гадами. Отсюда случай к идолочтению. Подлость, видя на честных местах написанные или изваянные тварей фигуры и не достигнув тайнообразуемое через оное богоначалие, слепо, как за якорь спасения своего, ухватилась за ничтожную сень образов п погрязла в ней. Отсюда обожание человеческой тлени к иным животным. Отсюда вздорные, нелепых мнений книги, расколы, заблуждения и заразите л ьнейшая язва, хуже безбожия — суеверие. Оно есть то же, что идолочтение. Чему кто верит и на что надеется, то и почитает. Суевер суеверному верит, идолочтец пустое чтет.
Но каждой твари фигура есть нечестивая пустошь, если воплощением и вмещением своим не освящает один святой. «Идол ничто есть».