П и ш е к. Но, друг мой, поколь мир впадет в ров отчаяния, вы с вашею богинею, благодарностью, прежде погибнете от голода, не научившись сыскать место для пропитания.
Е р о д и й. Так ли? В сем-то ли блаженство живет? Иметь пропитание? Вижу же ныне, что по вашей желуд- ковой и череватой философии блаженнейшая есть засаженная в тюрьму, нежели вольная свинья.
П и ш е к. Вот он! Черт знает что поет! Разве же голод то не мука?
Е р о д и й. Сию муку исцелит мука.
П и ш е к. Да где же ее взять?
Е р о д и й. Когда свинья имеет, как нам не достать пищи? Да и где вы видите, что свинья или наш брат, тетерев, от голода умирает? Но от прожорства или умирает, или страдает. Может ли быть безумие безумнейшее и мерзостнейшая неблагодарность богу, помышляющему о нас, как бояться голода? Нужного ведь никто не лишается.
Зачем клевещете на владыку Вселенной, как бы он голодом погублял своих домочадцев? Пища насущная от небесного отца всем подается тварям. Будь только малым доволен. Не жажди ненужного и лишнего. Не за нужным, но за лишним за море плывут. От ненужного и лишнего — всякая трудность, всякая погибель. Всякая нужность ведь есть дешева и всякая лишность есть дорога. Для чего дорога и трудна? Для того, что не нужна, и напротив того. Мы аисты. Едим зелье, вкушаем зерно, поедаем змий, редко съедаем буфонов и пищи никогда не лишаемся; только боимся прожорливости. О боже! Какая чародейка ослепила очи наши не видеть, что природная нужда малою малостью и мальским малым удовлетворяется и что необузданная похоть есть то же, что пытливая пиявица, рождающая в единый день тысячу дочерей, никогда не сказавших:
Пишек. Отрыгну слово эллинское цаХа ео
Еродий. Она нам не приносит многих плодов, но один великий.
Пишек. В одном не много ведь доброго найдешь.
Е р о д и й. Отец наш славословит, что все всяческое, всякая всячина и всякая сплетка, сплетающая множество, не есть блаженная; только блаженное есть едино
Пишек. Да подай же мне в руки оное твое единое!
Еродий. Премудрая и целомудрая госпожа! Наше добро в огне не горит, в воде не тонет, тля не тлит, тать не крадет. Как же вам показать? Я единосердечен отцу и в том, что счастия и несчастия нельзя видеть. Обое сие дух есть, проще сказать, мысль. Мысли в сердце, а сердце с нами, будто со своими крыльями. Но сердце невидимое. Вёдро ли в нем и весна, и брак или война, молния и гром, не видно. Отсюда-то и прельщение, когда несчастных счастливыми, вопреки же, блаженных творим бедными.
Пишек. Однако я ничему не верю, поколь не ощупаю и не увижу. Таковая у меня из молодых лет мода.
Еродий. Сия мода есть слепецкая. Он ничему не верит, поколь не ощупает лбом стены и падает в ров.
Пишек. По крайней мере назови именем духовное твое оное едино. Что ли оно?
Еродий. Не хочется говорить. Конечно, оно вам постылою кажется пустошью.
Пишек. Сделай милость, открой! Не мучь.
Еродий. Оно по–эллински именуется yipis или sucppoauvT] (эвфросина) [608]
.Пишек. Но протолкуй же, Христа ради, что значит сия твоя харя?
Еродий. Будете ведь смеяться.
Пишек. Что же тебе нужды? Смех сей есть приятельский.
Еродий. Оно есть веселие и радость.
Пишек. Ха! ха! ха! ха!.. Христа ради, дай мне отдохнуть… Уморишь смехом… Здравствуй же и радуйся, гол да весел! Ты мне сим смехом на три дня здоровья призапасил.
Еродий. Для меня ведь лучше веселие без богатства, нежели богатство без веселия.
Пишек. О мать божия, помилуй нас!.. Да откуда же тебе радость сия и веселие? Оттуда, что ты гол? Вот! В какую пустошь ваша вас приводит благодарность. Хорошо веселиться тогда, когда есть чем. Веселие так, как благовонное яблочко. Оно не бывает без яблони. Надежда есть сего яблока яблонь. Но не тверда радость, ветрено веселие есть что? Пустая мечта — мечетная пустыня, сон встающего.