Сочинения в двух томах

Скажите мне, что значит Ваше сие: «Сильно Вы меня [принудили]». Также и то: «Дюже для меня эти вести неприятны?» Разве Вы противитесь, чтоб Вас [принудить]? Я не диспутант, а вы не супостаты. Или разве Павел то должен говорить, что нашим застарелым мнениям любо, а не то, что правде божией угодно. Мне кажется, что вы говорили сии слова не как любители, но как рабы, непослушные правде библейской. Разве по преодолению? Если так, выбросьте сие изнутри рабство, а возлюбите ее, как сын. Догадуюсь нечто: чуть ли не внутренний тайный ше- потник и тут присовокупился тот, о ком написано: «Предстали ангелы…» И по пению птичку узнать можно; справьтесь с тайностями сердечными; не вкрался ли сей змий к тем мыслям, которые, ища истины господней, вышнему столу присутствуют? Я с Августином говорю, что он везде сети поставил, даже при самом небесном столе, внутри самого чертога, где пируют жаждущие правды; он-то — причина сему плачевному случаю, друг, как вошел ты. Можно ли веселым быть при том столе без одеяния брачного? Может ли с охотою кушать, кто говорит это весьма для меня неприятно. Разве принудите кушать? У меня позыва нет. Познавайте сами, что это за дух, душок, душа, день, днесь — осмотритеся горазденно — дома. Враги человеку — домашние его. Я его в Вас ужасно не люблю затем, что Вас люблю. Он хочет от Вас желание присудить сему кушанью, выкрасть и, кажется, так шепчет: к чему тебе сии высокости? Да ты ж их и понять не в силах, а, может быть, и не родился; тем тебе вреднее. Будь доволен тем, что умеешь, а сие все утверждает священными словами, чтоб от священных книг отвлечь, подобен змию, который собранные из тех же цветов, из каких пчелы сладчайший сот собирают, божии соки по природному яду в яд обращает. Он нас всех искушает; во спасителе нашем, находящемся в нас, а нас — в нем: никому сей змий мешать не устыдился; скажи, говорит, да каменем хлебы будут, на что-де по духу тосковать, довольно по плоти одной. Вот еще: «Но Христос наш говорит, что один хлеб для насыщения не доволен; два рождения, два человека и две жизни». Сколько злой змий силился, чтобы ввергнулся долой спас наш, но сей благой человек все в горнее до господа, до духа, до бога — и так оставил его; не мог от небес к земле приклонить. Дух божий до духа божия поднимается, а злой к долу влечется. Я теперь говорю и давно говорил, что Священное писание должно читать со страхом божиим, оставив все свои подлые светские плотские поверья так, как Авраам осла с рабами, восходя с Исааком на гору божию. В то время не будешь говорить: сие мне неприятно, то моему мнению противно,. к оному меня [принуждает] и, кажется, не так бы надобно, да не могу оспорить. Не искушал ли бог Авраама, то есть не мучил ли словом истины своей святой? Как можно, кажется, чтоб благой дух божий требовал смерти единородного сына его? Но, боже мой! Что за преданное сердце в незлобной той душе было тотчас: «Се я изволь: ах, или поспорю, будто не знаю, что ты там еще мудрее, где кажешься неприличен». Я сего не понимаю, ибо умишек мал. Но можно ли, чтоб я худо о тебе и о слове твоем подумал? Изволь: один мне наследник, и того для тебя зарежу; сноснее мне всего в свете лишиться, нежели твоей дружбы; она состоит в согласии мнений, а ты мне вождь. Скажи, пожалуй, как такому сердцу не откроет бог? О, бедные мы с нашими рабами и ослами! Туда ж, на гору, педнимся, то есть силуемся, но там имущим не дают… Брось мнения, омой болото и спери одежду, оставь всю твою подлость, тогда восходи: поколь твое несешь, потоль хвалишь, а, хваля твое, хулишь божие. Да будут же ризы твои белы. Что за риза? Слушай Исаии: «Одеждою веселья оденьте». Что за веселье? Слушай Сираха: «Страх господен возвеселит сердце». Сей есть жезл, разделяющий море, да не погрязнем, как олово, сей есть ключ, открывающий и откроет, и кто затворит, и кто откроет. «Страх господень — дар от господа; любление господа — преславная премудрость». «Премудрость и наказание — страх господень». Им же является (не все его знают), разделяет себя в видение его (Сирах, гл. 1).

101[1139]

К Я. И. Долганскому

Любезный приятель Яков Иванович!

Получил я письмо Ваше. В нем просите, чтоб побеседовать с Вами внятнее, нежели в то время, когда в отсутствие приятель приятелю живо, будто беседующий тайно, умному взору представляется.

Самая правда! В отсутствии находящийся друг хотя часто во внутренних наших очах обращается, но, если не пишет и не говорит, тогда он подобен присутствующему другу, однако немому.