Сочинения в двух томах. Том I. Анналы. Малые произведения.

43. Если бы он немедленно отправился внутрь страны и к другим племенам, колебания медлящих были бы этим рассеяны и все оказали бы ему полное повиновение. Но пребывая в крепости, в которой Артабан укрыл свою казну и наложниц, он предоставил парфянам время и тем самым возможность разорвать заключенное с ним соглашение. Ибо Фраат с Гиероном, а также другие, не присутствовавшие в назначенный день на торжестве возложения диадемы, обратили свои взоры в сторону Артабана, одни, страшась будущего, другие из зависти к Абдагезу, подчинившему тогда своей воле нового царя и весь двор. Артабана разыскали среди гирканов; покрытый грязью, оборванный, он добывал себе пропитание луком и стрелами. Сначала он испугался, что ему подготовляется какая-то западня, но, когда его убедили, что дело идет о возвращении ему утраченного господства, он воспрянул духом и спросил, в чем причина столь неожиданных перемен. Тогда Гиерон стал бранить чрезмерную молодость Тиридата, утверждая, что в их стране царствует не Арсакид, а только носящий это имя, изнеженный на чужбине и слабый юнец, а действительная власть в руках Абдагеза и его родичей.

44. Опытный в искусстве царствовать, Артабан сразу почувствовал, что, если они лгут, распинаясь в любви, то ненависть их во всяком случае непритворна. Итак, промедлив не дольше, чем было необходимо, чтобы вызвать на помощь скифов, он торопится выступить, дабы не дать врагам применить военные хитрости, а друзьям раскаяться в принятом ими решении; и он не снял своего рубища, чтобы привлечь к себе простой народ состраданием к его участи. Ни обман, ни просьбы — ничего не было им упущено, лишь бы сманить колеблющихся и внушить бодрость готовым примкнуть к нему. Он уже приближался с крупными силами к окрестностям Селевкии, а Тиридат, одновременно потрясенный молвою о нем и тем, что он уже рядом, все еще не решил, что ему предпринять: пойти ли Артабану навстречу или затянуть войну выжиданием. Те, кому были по душе битвы и стремительность в действиях, утверждали, что разрозненные и истомленные длительностью похода недавние предатели и враги Артабана, теперь снова поддерживающие его, еще недостаточно укрепились в желании повиноваться ему. Но Абдагез считал, что нужно возвратиться в Месопотамию, дабы, находясь за рекой и подняв между тем в тылу у врага армян, элимеев и другие народы, получить подкрепления от союзников и объединиться с тем войском, которое пришлет римский военачальник, и лишь после этого попытать счастье. Это мнение возобладало, так как Абдагез пользовался наибольшим влиянием и Тиридат страшился опасностей. Но их отступление походило на бегство: после того как этому положило начало племя арабов, уходить домой или в лагерь Артабана начали и остальные, пока Тиридат с немногими спутниками не достиг Сирии, сняв тем самым со всех бесчестье предательства.

45. Тот же год поразил Рим ужасным пожаром: выгорела часть цирка, примыкающая к Авентинскому холму, и все строения на Авентинском холме. Уплатив владельцам сгоревших усадеб и доходных домов их полную стоимость. Цезарь обратил это несчастье себе во славу. Эти щедроты обошлись в сто миллионов сестерциев и встретили в простом народе тем большее одобрение, что для себя принцепс строил очень умеренно и даже в общественном строительстве ограничился возведением лишь двух зданий: храма Августу и сцены в театре Помпея; да и то, когда их постройка была закончена, он уклонился от их освящения, то ли из презрения к пышным обрядам, то ли по старости. Для определения понесенных каждым домовладельцем убытков были избраны мужья четырех внучек Цезаря — Гней Домиций, Кассий Лонгин, Марк Виниций, Рубеллий Бланд[394], и к ним добавлен по назначению консулов Публий Петроний. Кроме того, были определены почести принцепсу, придуманные каждым по своему разумению; какие из них были им отвергнуты, а какие приняты, осталось неизвестным, так как вскоре после этого он скончался: немного позднее вступили в должность уже последние в правление Тиберия консулы Гней Ацерроний и Гай Понтий[395].

К этому времени Макрон достиг вершины своего могущества; он никогда не пренебрегал расположением Гая Цезаря, но теперь искал его с возраставшим день ото дня усердием, а после смерти Клавдии, о браке которой с Гаем Цезарем я сообщил выше, побудил свою жену Эннию прельстить юношу, изобразив страстную влюбленность в него, и связать его обещанием жениться на ней, а тот ни от чего не отказывался, лишь бы добиться владычества, ибо, хотя по своему душевному складу был порывистым и несдержанным, тем не менее, опекаемый дедом, — хорошо постиг науку лицемерия и притворства.