Сочинения в двух томах. Том I. Анналы. Малые произведения.

44. Родился Агрикола в третье консульство Гая Цезаря, в самые июньские иды; скончался на пятьдесят четвертом году отроду, в десятый день перед сентябрьскими календами, в консульство Коллеги и Присцина[700]. Что касается его внешности, то, если бы потомки пожелали узнать, какою она была, замечу: скорее приятною, чем внушительной: в его чертах не было ничего властного; его лицо неизменно выражало благожелательность. В нем легко можно было признать хорошего человека и охотно — великого. И, действительно, хотя он был похищен смертью на полпути и в цветущем возрасте, принимая во внимание его славу, он прожил очень долгую жизнь. Ведь по достижении им истинных благ, которые покоятся в добродетелях, а также консульских и триумфальных отличий чем еще могла бы его одарить судьба? Чрезмерными богатствами он не обладал, но состояние его все же было весьма значительным. И так как жена и дочь пережили его, он может быть сочтен даже счастливым: ведь он избежал неотвратимых в будущем бедствий, уйдя с ничем не омраченным достоинством, в сиянии славы, при благополучно здравствующих родичах и друзьях. И раз ему не дано было дожить до зари, возвестившей наш счастливейший век, и увидеть Траяна принцепсом[701], что он в нашем присутствии пророчески предвещал и чего хотел всей душою, грустным утешением в его безвременной смерти может быть то, что ему не пришлось изведать бедствий уже после него наступившего времени, когда Домициан уже не с роздыхами, и передышками, а с неослабною силой и как бы не разжимая рук принялся душить Римское государство.

45. Не увидел Агрикола ни осады курии[702], ни того, как силой оружия был разогнан сенат, ни учиненных при том же погроме умерщвлений стольких сенаторов, ни изгнания и ссылки стольких женщин из знатнейших родов. При его жизни о Каре Меттии можно было судить лишь по одной одержанной им победе, и еще за стенами альбанской твердыни[703] выкрикивал свои приговоры Мессалин, и уже тогда было предъявлено обвинение Бебию Массе. Но затем нашими собственными руками мы отвели в темницу Гельвидия; нас потряс вид Маврика и Рустика[704], нас обрызгала невинная кровь Сенециона[705]. Нерон по крайней мере отводил глаза в сторону, и лишь после этого приказывал творить преступления, и не смотрел, как они совершаются; но в правление Домициана злейшее из наших мучений заключалось в том, что мы видели его и были у него на виду, что любой наш вздох отмечался и записывался, что для того чтобы указать своим приспешникам на стольких побледневших людей, было достаточно его хорошо известного свирепого взгляда и заливавшей его лицо краски, которою он отгораживался от укоров совести.

Ты поистине счастливец, Агрикола, и не только потому, что прожил славную жизнь, но и потому, что вовремя умер. Как передают слышавшие последние произнесенные тобою слова, ты с твердостью и готовностью подчинился велению рока и как бы старался в, меру сил подчеркнуть, что принцепс в смерти твоей не повинен. Но меня и его дочь, при всей нашей скорби из-за потери отца, охватывает еще и горькое сожаление, что нам не пришлось находиться при нем во время его болезни, окружать нашим вниманием умирающего, запечатлеть в себе его образ, обнять его напоследок. Мы, разумеется, знаем, в чем состояли его напутствия и каковы были сказанные им перед кончиною слова, и все они глубоко запали нам в душу. Но наша печаль, наша сердечная рана в том, что из-за нашего длительного отсутствия он был потерян нами за четыре года до этого[706]. Без сомнения, о лучший из отцов, тебе были оказаны все полагающиеся погребальные почести, ибо возле тебя пребывала бесконечно любящая и преданная жена, но из-за того, что нас не было, на твоих похоронах было пролито меньше слез, и, когда ты в последнее мгновение обвел взглядом присутствующих, твои глаза тщетно кого-то искали и не нашли.