Читаем Сочинения в двух томах. Том I. Анналы. Малые произведения. полностью

8. И вот, полагая, что нужно поторопиться с выполнением задуманного, Сеян избирает яд, действие которого — медленное и постепенное — создавало бы подобие случайного заболевания. Он был дан Друзу евнухом Лигдом, как выяснилось спустя восемь лет[269]. Во время болезни сына Тиберий ежедневно являлся в курию, то ли нисколько за него не тревожась, то ли, чтобы выказать стойкость духа; явился он туда и в день смерти Друза, когда тот еще не был погребен. Консулам, в знак печали севшим вместе с сенаторами, он напомнил об их достоинстве и предложил занять подобающее им место[270]; затем, не позволив себе ни единого проявления горя, он обратился к проливавшим слезы сенаторам с целой речью, чтобы поднять их дух: он понимает, что может вызвать упрек, представ, несмотря на столь свежее горе, перед глазами сената; большинство людей, скорбя по умершим, едва выносит обращаемые к ним близкими слова утешения, едва может смотреть на дневной свет. Он не винит их по этой причине в малодушии, но для себя ищет облегчения более мужественного и намерен ради этого погрузиться в государственные дела. Далее он посетовал на преклонные лета Августы, на незрелый еще возраст внуков, на свои пожилые годы и велел привести сыновей Германика[271], единственную отраду в постигшем его несчастии. Вышедшие за ними консулы, ободрив юношей дружественными словами, ввели их в сенат и подвели к Цезарю. Взяв их за руки, он сказал: «Отцы сенаторы, после того как они лишились родителя, я поручил их попечению дяди и попросил его, чтобы, имея своих детей, он лелеял и этих не иначе, чем кровных отпрысков, возвысил и воспитал на радость себе и потомству; и теперь, когда смерть похитила Друза, я умоляю и заклинаю вас перед богами и родиной: примите под свое покровительство правнуков Августа, потомков славнейших предков, руководите ими, выполните свой и мой долг. Отныне они будут вам, Нерон и Друз, вместо родителей. Так предопределено вашим рождением: ваше благоденствие и ваши невзгоды неотделимы от благоденствия и невзгод Римского государства».

9. Эта речь вызвала у многих слезы; Цезаря осыпали пожеланиями благополучия в будущем; и если бы он ограничился сказанным, сердца слушателей остались бы преисполненными сочувствия к его горю и преклонения перед ним: но он вернулся к пустым и уже столько раз осмеянным заявлениям, что намерен отречься от власти, и пусть консулы или кто другой возьмет на себя управление государством; это подорвало доверие даже к тому искреннему и честному, что было им только что высказано. Друзу были определены такие же почести, как в свое время Германику, впрочем, с добавлением многих других; льстецы любят превосходить своих предшественников. Похороны отличались пышной процессией с обильными изображениями предков, и в длинной их веренице можно было увидеть Энея, к которому восходит род Юлиев[272], всех царей Альбы Лонги, основателя Рима Ромула, а за ними — сабинских родоначальников, Атта Клавса и остальных Клавдиев.[273]

10. В рассказе о смерти Друза я привел только то, о чем упоминает большинство источников, и притом наиболее заслуживающих доверия. Но не умолчу и о слухе, настолько в то время упорном, что он не заглох и поныне. Подбив на преступление Ливию, Сеян посредством развратной связи завладел якобы и волей евнуха Лигда, так как тот благодаря своей юности и красоте пользовался расположением господина и был одним из его приближенных слуг. После того как заговорщики условились относительно места и времени отравления, Сеян дошел до такой наглости, что отправил подметное письмо Цезарю, в котором, обвинив Друза в намерении отравить отца, убеждал Тиберия не прикасаться за обедом у сына к первой предложенной ему чаше. Старик поддался обману и, явившись на пир, передал врученную ему чашу Друзу, а тот, ни о чем не догадываясь и осушив ее с юношеской живостью, еще больше укрепил подозрение в том, что из страха и со стыда он сам себя присудил к смерти, которую подстроил отцу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

История животных
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого. Вычитывая «звериные» истории из произведений философии (Аристотель, Декарт, Гегель, Симондон, Хайдеггер и др.) и литературы (Ф. Кафка и А. Платонов), автор исследует то, что происходит на этих границах, – превращенные формы и способы становления, возникающие в связи с определенными стратегиями знания и власти.

Аристотель , Оксана Викторовна Тимофеева

Зоология / Философия / Античная литература