Сочинения в двух томах

Счастливо найденный пейзажный штрих (блеск солнечного луча), венчающий стихотворение, становится своеобразным символом единства природных стихий и народной толпы, нашедшей себя в своем герое.

Современная Майкову критика чрезвычайно сдержанно, а порою и отрицательно отзывалась о «Неаполитанском альбоме». Автора упрекали в неуместно шутливом тоне зарисовок итальянской национальной жизни, в немотивированном появлении отдельных персонажей (князь NN, артист Бурдин и др.), в незавершенности сюжетных линий и т. д.

Далеко не безупречный в художественном отношении, «Неаполитанский альбом» обладал тем не менее существенными достоинствами. Сохраняя тематическую целостность цикла, подчиненного изображению народной неаполитанской жизни, автор отказался в нем не только от шаблонов антологической поэзии, но и от жанрово-стилевой монотонии вообще. Вошедшие в цикл 32 стихотворения в жанровом отношении делятся не менее чем на десять разновидностей. Народная песня соседствует с диалогом, романс с преданием. Баллада о замке любвеобильной королевы Иоанны (стихотворение «Вот смотрите, о мисс Мери...») выступает в обрамлении ироничных стихов. Преобладающий жанр цикла — миниатюра, в которой скорбные интонации переплетаются с шуткой.

Всем ты жалуешься вечно,
Что судьбой гоним с пелен,
Что влюбляешься несчастно,
Дважды чином обойден!

Друг! не ты один страдаешь!
Вон, взгляни: осел стоит
И с горы на весь Неаполь
О бедах своих кричит.

Подобного рода «философических» миниатюр не знала прежняя поэзия Майкова. Не прибегал ранее поэт и к смелым, едва ли не рискованным сравнениям вроде: шутка — исчезающая в камнях ящерица, сердце — морская бездна и т. д. Не употребляя ранее поэт и четверостиший, где рифмуются лишь два стиха (второй и четвертый).

Свойственное «Неаполитанскому альбому» тяготение к техническому экспериментаторству как будто не захватило дальнейшего творчества Майкова, он, как и ранее, продолжал со. хранить верность эстетическим нормам, выработанным русской поэзией в эпоху Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Кольцова. Вместе с тем приобретенный в период создания «Неаполитанского альбома» опыт не прошел для поэта даром, он служил отправной точкой и источником последующего совершенствования майковского реализма и психологизма.

Нарастание обличительно-гражданских мотивов в поэзии Майкова второй половины 1850-х годов было обусловлено общим подъемом общественного движения в эту пору в стране. У поэта не было персональной заинтересованности в защите феодально-крепостнических отношений. Дворянин по паспорту, он был по общественному положению своему и образу жизни разночинцем, прошедшим все низовые ступени чиновнической службы, прежде чем дослужиться в 1888 году по комитету иностранной цензуры до ранга тайного советника.

С детских лет Майков выработал в себе привычку к регулярному и упорному труду, постоянно предохранявшему его от любых форм высокомерно-аристократического отношения к «низшим» сословиям, к их складу мышления и мировосприятия. Однако демократизм образа жизни, привычек и нравственно-эстетических симпатий сочетался у Майкова с консерватизмом его общественных взглядов. Вместе с друзьями из кружка петрашевцев он мечтал в молодости о переустройстве существующего строя на республиканских, справедливых началах. Пережив после 1849 года разочарование в идеях утопического социализма, Майков приходит к выводу, что самодержавно-крепостническая форма «еще далеко не кончила своей программы, начертанной Петром»; отдавая предпочтение этой форме, поэт, впрочем, не был вполне уверен в ее универсальной пригодности.

Демократические элементы мировоззрения Майкова в трактовке иностранной темы, например, в «Неаполитанском альбоме», проявились весьма рельефно. Там есть народная толпа, есть даже образ народного героя. О создании образа народного героя на русском материале поэт не мог и мечтать, даже если бы этому не препятствовала цензура. Вряд ли нашел бы Майков в себе силы изобразить в годы революционной ситуации 1859-1861 годов крестьянскую толпу. В творчестве поэта 1850-1860-х годов даже отдельные типы, представляющие народную массу, сравнительно редки и выступают порой в виде дополнения к его пейзажным зарисовкам. Пейзаж у поэтов «чистого искусства», как правило, оторван от народной жизни и больших гражданских дум, У Майкова 40-х годов «природоописания» подчинены основному пафосу произведения, в чем убеждает нас поэма «Две судьбы» (1843, 1844):