Еще я слышу вопль и рев Лаокоона,В ушах звенит стрела из лука Аполлона,И лучезарный сам, с дрожащей тетивой,Восторгом дышащий, сияет предо мной...Я видел их: в земле отрытые антики,В чертогах дорогих воздвигнутые ликиМифических богов и доблестных людей:Олимпа грозного властителей священных,Весталок девственных, вакханок исступленных,Брадатых риторов и консульских мужей,Толпе вещающих с простертыми руками...Еще в младенчестве любил блуждать мой взглядПо пыльным мраморам потемкинских палат.Там, в зале царственном, меж пышными столбами,Увитыми кругом сребристыми листами,Как часто я стоял и с думой, и без думИ с строгой красотой дружил свой юный ум.Антики пыльные живыми мне казались,Как будто бы и мысль, и чувство в них скрывались...Забытые в глуши блистательным двором,Казалось, радостно с высоких пьедесталовОни внимали шум шагов моих вдоль залов,И, властвуя моим младенческим умом,Они роднились с ним, как сказки умной няни,В пластической красе мифических преданий...Теперь, теперь я здесь, в отчизне светлой их,Где боги меж людей, прияв их образ, жилиИ взору их свой лик бессмертный обнажили.Как дальний пилигрим среди святынь своих,Средь статуй я стоял... Мне было дико, странно:Как будто музыке безвестной я внимал,Как будто чудный свет вокруг меня сиял,Курился мирры дым и нард благоуханный,И некто дивный был и говорил со мной...С душой, подавленной восторженной тоской,Глядел в смущеньи я на лики вековые,Как скифы дикие, пришедшие с Днепра,Средь блеска пурпура царьградского двора.Пред благолепием маститой Византии,Внимали музыке им чуждой литургии...1845
«НА ДАЛЬНЕМ СЕВЕРЕ МОЕМ...»
На дальнем Севере моемЯ этот вечер не забуду.Смотрели молча мы вдвоемНа ветви ив, прилегших к пруду;Вдали синел лавровый лесИ олеандр блестел цветами;Густого мирта был над намиНепроницаемый навес;Синели горные вершины;Тумана в золотой пылиКак будто плавали вдалиИ акведуки, и руины...При этом солнце огневом,При шуме водного паденья,Ты мне сказала в упоенье:«Здесь можно умереть вдвоем...»1844