Сочинения в трех томах. Том 1

Наутро Гэбриел с удивлением заметил, что Олли, как только позавтракала, сразу принялась наряжаться, отбирая самые роскошные вещи из своего гардероба. На белое муслиновое платье, ветхое и несколько пожелтевшее от времени, она накинула дешевый ярко-розовый шарфик, сверху же повязала и закрепила огромной черепаховой брошью черную в белую клетку материнскую шаль, такую длинную, что, сколько Олли ни подворачивала ее, шаль волочилась по полу. На кудрявую головку она надела большую соломенную шляпу, украшенную желто-белыми маргаритками и светло-зелеными лентами, и в довершение всего раскрыла маленький желтый зонтик.

Гэбриел, с очевидной тревогой наблюдавший за приготовлениями прехорошенькой, хоть и несколько фантастической маленькой франтихи, отважился наконец обратиться к ней с вопросом:

— Куда ты собралась, Олли?

— Пойду в лощину, к Ридам, попрощаюсь с девочками. Неприлично взять да уехать, ничего не сказав.

— Ты только… не подходи близко… к дому миссис Маркл.

Олли презрительно сверкнула синими глазами.

— Подумать только!

И столько решительности было в кратком энергичном ответе девочки, в сжатых губах и в движении бровей, что Гэбриел не промолвил больше ни слова. Молча он следил, как желтый зонтик и широкополая соломенная шляпа с развевающимися ленточками спускались вниз по извилистой тропинке, пока не пропали из виду. И тут Гэбриел вдруг, сам поражаясь своему открытию, понял, насколько вся его жизнь зависит от этого ребенка. В это же время впервые открылась некая непостижимая для него особенность в умственном складе и характере девочки, которая и сейчас ощутимо отделяла их друг от друга, в дальнейшем же неминуемо уведет ее прочь, — от одной лишь мысли об этом Гэбриела охватила такая горечь одиночества, что он с трудом совладал с собой.

Собравшись с духом, он вернулся в хижину и оглядел ее прощальным взглядом. Потом поплелся к своей заявке, расположенной на склоне горы. По пути Гэбриел прошел мимо стоявшего особняком ясеня, не раз привлекавшего его внимание. Рядом с этим лесным великаном все окружающие деревья казались мизерными, но одиночество ясеня всегда рождало грустное чувство, плохо вязавшееся с очевидной мощью дерева. Ясень был велик не по разуму, его силища была ни к чему, он выглядел таким простаком рядом с окружавшими его щеголеватыми самоуверенными елками и осинами, что Гэбриел поневоле должен был признать свое сходство с ним и задуматься над тем, не пора ли ему приискать себе в жизни место, где он меньше разнился бы от прочих людей. «Если бы я в свое время нашел такое местечко, — подумал Гэбриел, — может быть, я устроил бы свою жизнь получше, чем сейчас, и малютке веселее жилось бы со мной». Пробравшись через кустарник, он вышел к своей первой заявке, занятой им сразу по прибытии в Гнилую Лощину. Место было унылое и мало обнадеживающее: высоко вознесшийся каменистый склон, усеянный черными валунами. Гэбриел горько усмехнулся. «Не знаю, где они найдут второго олуха, который станет искать здесь золото. Пожалуй, оно и к лучшему, что меня гонят прочь». С такими мыслями Гэбриел повернул и стал спускаться в лощину к месту своей новой заявки, дававшей ему скудный доход, размеры которого определялись старательской поговоркой: «На хлеб да на кашу».

Было три часа, когда он, собрав инструмент, вернулся в хижину. Слегка раскрасневшаяся от волнения Олли была уже дома, но никаких приготовлений к отъезду Гэбриел не заметил.

— Я вижу, ты еще не начинала паковаться, Олли, — сказал он, — впрочем, паковать-то особенно нечего.

— Ничего не нужно паковать, Гэйб, — заявила Олли, смело глядя в глаза смущенному великану.

— Как так не нужно паковать? — спросил Гэбриел.

— Совершенно не нужно, — подтвердила Олли самым ре-тигельным тоном. — Мы никуда не уезжаем, Гэбриел, это уже решено. Я ходила к адвокату Максуэллу, и мы обо всем столковались.

Потеряв дар речи, Гэбриел плюхнулся на стул и в изумлении уставился на сестру.

— Мы договорились, Гэбриел, — холодно подтвердила Олли, — сейчас я тебе все расскажу. Утром я зашла к адвокату и выложила напрямик, что я думаю о поведении миссис Маркл. Это решило дело.

— Помилуй Бог, Олли, что же ты ему сказала?

— Что сказала? — откликнулась Олли. — Да все, что мне известно об этой женщине; ты ведь и половины не знаешь! Как она стала заигрывать с тобой с первой же минуты, еще когда ты лечил ее покойного мужа. Как ты не замечал ее, пока я тебе о ней не сказала. Как она повадилась ходить к нам, сидела возле тебя целыми часами и глаза вот так таращила, — тут Олли изобразила, как миссис Маркл делала Гэбриелу глазки, причем с неподражаемым искусством, которое непременно привело бы в ярость почтенную даму, Гэбриела же заставило вспыхнуть до ушей, — и как она из кожи лезла вон, только бы зазвать тебя к себе, а ты все отказывался. И еще рассказала, какая она лживая, мерзкая, бесстыжая старая бестия.

Задохнувшись, Олли замолчала.

— И что же он ответил? — спросил Гэбриел, тоже задыхаясь от волнения.