Строки были нацарапаны наспех, карандашом, но все же достаточно разборчиво. С бьющимся сердцем я прочел:
«Капитан! Простите нас за дурной прием. Не забывайте моих вчерашних слов: «друзья» подчас опаснее «врагов». В доме нашем, к сожалению, гостит человек, внушающий отцу больший ужас, чем все ваши флибустьеры. Я прощаю вам гибель бедного мустанга, однако вы увезли нечаянно мое лассо. Не слишком ли это жестоко, капитан?.. До свиданья!
Изолина».
Одна из загадочных фраз легко расшифровывалась.
«Друзья» подчас опаснее «врагов».
Будучи в курсе дела, я знал, что дон Варгас принадлежит к числу так называемых аянкиядо, то есть к партии, сочувствующей американцам. Мексиканские патриоты клеймили янкофилов именем предателей, но почтенный джентльмен был далек от наивного предательства. От души желая успеха американскому оружию, он соблюдал интересы своего кармана.
Дон де Варгас и его единомышленники предпочитали протекторат могущественного соседа политической независимости, которая обходилась мексиканским землевладельцам очень дорого вследствие внутренних раздоров.
Больше того, этих либералов не смущало исчезновение самого названия «Мексика» с географической карты, лишь бы страна шла по пути хозяйственного прогресса.
В то время многие мексиканцы разделяли образ мыслей Рамона де Варгаса, особенно принадлежащие к тому классу, типичным представителем которого был этот сеньор, классу так называемых рикос, или крупных землевладельцев.
Легко понять, почему аянкиядо вербовались из среды рикос.
Итак, симпатия дона Рамона к американскому оружию питалась вполне прозаическими мотивами. Пять тысяч голов рогатого скота играли тут не малую роль.
Пока что я расшифровал загадочную фразу, дважды повторенную дочкой мексиканца: наши «друзья» подчас опаснее «врагов».
Так или иначе, смысл этой фразы прозрачен.
Зато дальнейшее разъяснялось не так легко: «Гость, внушающий моему отцу ужас…» Здесь кроется тайна.
Ихурра — кузен Изолины: так она мне сказала. Чем же он может быть страшен? Или кроме кузена еще кто-нибудь гостит в доме? Это весьма вероятно. Просторная гасиенда может вместить целую кучу гостей.
Но мысли мои неизвестно почему возвращались к Ихурре, и я не мог отогнать подозрений, что Изолина имеет в виду именно его, что он-то и является «опасным гостем».
Его манеры, вызывающий тон, которым он говорил с Изолиной, ее нескрываемый перед ним страх — все это складывалось не в его пользу в полном согласии с моим чутьем. Под конец я пришел к убеждению, что Ихурра — злой гений дона Рамона и его дочки.
«Лишь бы она его не любила, — подумал я, — ибо страх не исключает любви».
Волнуемый этими мыслями, я перечел конец записки. Выражения крайне неопределенные. Только время прольет на них свет.
Быть может, я был пристрастен и толковал, как все влюбленные, каждую мелочь в свою пользу, но, дойдя до заключительной фразы, я просиял и с легким сердцем покинул патио.
Глава IX
СТАРАЯ ОБИДА
Я пустил Моро шагом и, немного отъехав, остановился. Хотя я чувствовал, что свидание с Изолиной, сегодня по крайней мере, невозможно, однако не поборол соблазна помедлить вблизи ее дома. А вдруг она мелькнет на азотее, чтобы махнуть мне рукой на прощание или послать воздушный поцелуй.
Итак, отъехав немного, я придержал коня и, обернувшись, бросил взгляд на парапет азотеи. На месте Изолины теперь стоял Ихурра.
Но какой разительный контраст между ее гармоническим обликом и чертами этого человека! С женской точки зрения, он был, пожалуй, красавцем, но на меня произвел отталкивающее впечатление.
Мне не понравилось выражение его лица. Не спорю: тут было известное предубеждение, и при других обстоятельствах я оказался бы снисходительнее. Далеко не все разделяли антипатию к Рафаэлю Ихурре.
Взгляды наши встретились, и это мгновение предопределило весь характер наших будущих отношений: война была объявлена. Не было сказано ни слова, однако мы поняли, что нам суждено стать врагами.
Я не буду разбираться в причинах этой внезапно вспыхнувшей неприязни: природа ее достаточно ясна.
Пожирая глазами человека, стоявшего на крыше, я чувствовал, как во мне закипает ненависть к нему.
Недаром я назвал эту минуту объявлением войны. И с той и с другой стороны был сделан четкий и недвусмысленный вызов. Мы словом не перекинулись с Ихуррой — слова были излишни. Каждый угадал в другом соперника, претендента на сердце очаровательной женщины, первой красавицы в Мексике.
Передо мной был недобрый и грубый человек. В его больших и красивых глазах светилось что-то звериное. Не скрою, глаза Ихурры блистали умом, но и это я воспринял как недостаток: ум лишь подчеркивал вероломство.
Красота Ихурры была красотой ягуара. Это был законченный в своем роде тип мужчины-честолюбца, искателя легких побед, холодного и лживого.
Ихурра знал мою тайну — я прочел это в его глазах. Он понимал, отчего я медлю: об этом свидетельствовала его насмешливая улыбка. Наблюдая за моими неудачными маневрами, Ихурра, гордый положением родственника и своего человека в доме, явно издевался надо мной.