Нормандец по происхождению, он начал работать с упорством, свойственным этому народу. Он занялся торговлей и вскоре нажил крупное состояние. В то время, о котором шла речь, он уже перестал заниматься делами и жил на отдыхе, наслаждаясь богатством, вместе со своей женой, нормандкой, как и он, и единственной дочерью.
Чисто братские отношения, существовавшие между товарищами, не пострадали ни от разлуки, ни от изменившихся условий. Наоборот, дружба их еще больше окрепла во время пребывания в Новом Свете. Каждый год по реке отправлялся в Сен-Луи ящик апельсинов, а оттуда взамен посылались в Новый Орлеан продукты более умеренного климата — орехи и яблоки. Река Миссисипи служила связующим звеном.
Кроме того, друзья навещали друг друга. Раз в два или три года полковник отправлялся бродить по прериям, окружающим Сен-Луи, и заезжал к своему товарищу, а тот, в свою очередь, тоже изредка ездил по делам на юг, в столицу колонии, соединяя таким образом приятное с полезным.
Понятно, что при таких условиях семейства де Отрош и Дардонвилль тесно сошлись. Мне постоянно приходилось слышать от моих друзей про Дардонвиллей, про доброту матери, про красоту Олимпии, ее дочери.
Однако прошло уже три года с тех пор, как Адель и Луи де Отрош в последний раз виделись со своими друзьями. Олимпия, по их словам, была тогда еще ребенком. Но, судя по пылкости, с которой расхваливал ее молодой адвокат, она, по-видимому, уже вышла из младенчества. Я сразу понял, что Луи питает к молодой девушке нежные чувства. Адель часто поддразнивала брата Олимпией, и он всегда при этом краснел, что еще больше подтверждало мои догадки.
Таким образом, я стал членом кружка моих новых друзей и в течение трех месяцев постоянно вращался в их обществе.
Нелегко мне было вырваться из этого заколдованного круга удовольствий. Когда пробил час разлуки, мне стало очень грустно, но пришлось подчиниться необходимости. Впрочем, я решил при первой возможности вернуться в Новый Орлеан.
А уехать было действительно необходимо. Июльское солнце пылало и жгло все вокруг, и в городе уже начали появляться признаки ежегодной эпидемии желтой лихорадки. Везде бродил грозный призрак, намечая себе жертвы. В предместьях, населенных беднотою, на многих дверях был начертан большой красный крест, свидетельствовавший о том, что страшная болезнь побывала тут.
С моей стороны было бы безумием подвергать себя риску захворать, когда можно было так легко избежать этого. Стоило только сесть на пароход, чтобы через сутки оказаться вне опасности. Там, на севере, было много городов, где я мог отлично прожить лето.
Четыре крупных центра — Питтсбург, Луисвилль, Цинциннати и Сен-Луи — находились вне пределов распространения эпидемии, и я мог поехать в любой из этих городов. Но меня тянуло взглянуть на прерии, на эти бесконечные зеленые равнины, о которых я столько мечтал в детстве. А чтобы попасть туда, я должен был проехать через Сен-Луи. Поэтому я и решил сначала направиться туда.
Я с грустью расстался с моими друзьями. Они не боялись желтой лихорадки, и им не нужно было спасаться от нее: они выросли в этом климате, и зараза была для них не страшна. Впрочем, они обычно уезжали на жаркое время, когда в делах начинался полный застой, в одно из дачных мест на берегу озера Понтшартрен.
Я надеялся убедить их поехать на этот раз вместе со мной в Сен-Луи, но мой приятель, несмотря на свое явное желание сопровождать меня, отказался. Я тогда еще не знал, что к этому побуждала его деликатность.
Мои друзья взяли с меня слово, что я вернусь, как только начнутся морозы, с наступлением которых лихорадка мгновенно прекращается.
— Нет, я не верю, чтобы вы вернулись так скоро, — говорила Адель с задумчивым видом. — Вам так понравится Сен-Луи, что вы не захотите оттуда уезжать. Быть может, когда вы познакомитесь с Олимпией…
— Что будет тогда?
— Она красива… богата…
— Все это интересует скорее вашего брата. Если бы я стал ухаживать за Олимпией, то лишь в качестве его посредника.
— Ого! Ему грозит большая опасность!
— Луи нечего бояться соперников. Но я не шутя очень хотел бы войти с ним в соглашение.
— На какой предмет?
— Я предложил бы ему защищать мои интересы, а я между тем постараюсь помочь ему в Сен-Луи.
— Где же это он может защищать ваши интересы?
— Здесь, у себя дома.
Карие глаза Адели посмотрели на меня с притворным изумлением. Но она не могла долго выдержать, расхохоталась и, кинув мне лукавый взгляд, крикнула по-французски:
— Итак, до свиданья! До первых морозов!
Луи уже ждал меня, он хотел проводить меня на пристань. Поспешно простившись с Аделью, я вышел к нему на веранду.
Час спустя волны великой Миссисипи, «Отца рек», уже несли меня на север.
Глава VIII
ВИЛЛА ДАРДОНВИЛЛЕЙ
Вскоре после моего приезда в Сен-Луи я отправился с визитом к семье Дардонвиллей. Луи дал мне к ним письмо. Оно было запечатано, и я не мог познакомиться с его содержанием, но, судя по тому, как меня приняли, я решил, что мой друг горячо расхвалил меня. Друзья моего приятеля сразу отнеслись ко мне как к близкому человеку.