Сочини мою жизнь

– Это зависит от условий.

Иван Иванович отодвинул кофе, придвинулся через стол к Тане и сказал размеренно и жестко:

– Нет, милая Танечка, выбор никогда и ни от чего не зависит. Запомните это на будущее. Человек выбирает вариант, а уж потом мирится с его издержками. Если вы не уверены, что вам нужны деньги и популярность, квартира и влиятельные друзья, смело выбирайте второй вариант. Гордая бедность и честный каторжный труд прекрасно смотрятся вместе. К этому прилагаются моральные терзания по причине безработицы своих нынешних коллег. Они-то у вас, как я могу предположить, не семи пядей во лбу, и найти новую работу после закрытия вашей газетенки им будет не так просто. Впрочем, когда человек решается быть моральным стоиком, разве его могут интересовать такие мелочи?

Они замолчали. Разговор прервался. В полной тишине Таня доедала крем-брюле, соскребала ложкой остатки бежевого десерта и почти не чувствовала его вкуса. Внутри ее натягивалась струна желаний, по которой елозил смычок надежд. Руку протяни, и можно дотянуться до золотой рыбки, которая даст все, за чем она приехала в Москву.

– Что вы хотите взамен? – глухо спросила она.

– Так, значит, выбор сделан?

Таня кивнула. Она избегала подтверждения выбора словом. Ей казалось, что обозначить ответ жестом – это как бы посадить свой выбор «на живульку», приметать его черновой ниткой, которая легко выдергивается. Тогда как слово, произнесенное вслух, пристрачивает ответ намертво, потом замучишься отпарывать.

Похоже, что Иван Иванович уловил ее маленькую хитрость, потому что переспросил:

– Простите, не расслышал. Итак, ваш выбор?

Таня набрала воздух, как при глубоком нырке:

– Я выбираю деньги и славу. Что вы хотите взамен?

– Пустяки. Я же не Люцифер какой-нибудь, чтобы требовать вашу душу. Душа останется при вас, не волнуйтесь. От вас мне нужно лишь одно публичное интервью, в котором вы поведаете миру про моральный облик одного человека.

– О чем вы говорите?

– Вы хотели спросить меня, о ком я говорю? Впрочем, вы же уже догадались, ну же, смелее, – и он пристально посмотрел на Таню.

«Так смотрят на подопытных кроликов», – подумала она.

Действительно, догадка зрела где-то в глубине ее наития, но она не пускала ее в сознание, не позволяла оформиться в мысль, в слово, в имя. Догадка скреблась как мышь, силилась прогрызть путь на волю, но Таня старательно обманывала себя, делала вид, что не слышит эту мышиную возню. Она глушила эту догадку, выставляла ей заслон в виде совсем других вопросов. «Может, это Петр Симонович? Напечатал что-то оппозиционное, и теперь его хотят дискредитировать? Или Людка? Вдруг ее разносчик пиццы оказался сыном олигарха? И теперь предки хотят смешать Людку с грязью…» – врала себе Таня.

– Не понимаю, о ком вы говорите, – сипло сказала она.

– Хватит себя обманывать, милая Танечка. Не разочаровывайте меня, нам ведь с вами вместе работать. Вы давно догадались, что я говорю о человеке, которому вы дали неизмеримо больше, чем он вам. О человеке, который использовал вас и пошел дальше, даже не оглянувшись.

– Я не знаю такого человека, – сказала Таня, от волнения по-детски скрестив пальцы под столом. Это происходило на автомате, когда ей случалось врать.

– Господи, если вы и вправду не понимаете, о ком я говорю, то вы глупее, чем я о вас думал. Все просто – это Игорь Лукич, сыродел, поймавший с вашей помощью свою звезду.

Мышь вырвалась на свободу, все круша на своем пути. Наверное, она грызла сердце, потому что там стало больно и страшно.

А Иван Иванович продолжал:

– Помните, Танечка, знаменитый японский фильм, ставший классикой? Увы, забыл название, вылетело из головы. Там одно и то же событие рассказывают разные люди. И получаются совсем разные истории. И, заметьте, никто из них не врет, все придерживаются фактов, но смотрят на них под разными углами зрения, у каждого своя правда. Вы рассказали об Игоре Лукиче героическую сагу. Браво! Но ведь из этой же фактуры можно слепить и другой коллаж, не правда ли? Вам надо написать новую книжку. Она выстрелит огромным тиражом. Народ обожает, когда валяют в грязи прошлого кумира. А чтобы подогреть интерес к изданию, в порядке, так сказать, продвижения этого продукта на рынок, хорошо бы дать интервью про то, как неверно Игорь Лукич понял вашу профессиональную заинтересованность и как цинично он воспользовался вашей искренней восторженностью, вашим благоговейным отношением к нему. Вы, что так свойственно увлекающимся художникам, гиперболизировали его достоинства, которые у него, несомненно, есть, а он использовал это в низменных целях.

– Низменные цели – это как?