Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей

…Ознакомившись с этими открытиями, Сенат обратился к народу с призывом: «Откажемся еще на 200 лет от излишней одежды и пищи, чтобы предоставить Министерству Справедливых войн средства, необходимые для утверждения Идеалов ВЕЛИКОГО ГОРДРА во всех мирах!..

…ЗАСЛУЖЕННАЯ НАГРАДА!!! Вчера на исходе дня ВЕЛИКИЙ ГОРДР наградил Эльерскую обсерваторию имени ВЕЛИКОГО ГОРДРА Орденом ВЕЛИКОГО ГОРДРА самой первой степени…

…ЧИСЛЕННОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ИНТЕЛЛЕКТА ВЕЛИКОГО ГОРДРА!!! Главный биохимик Гмор, пользуясь методом патологической алгебры, запрограммировал «Слово ВЕЛИКОГО ГОРДРА о Самом Себе» и вычислил: Мудрость ВЕЛИКОГО ГОРДРА равна 10³¹⁷ умов обыкновенных вождей…»

Вдруг каким-то боковым зрением я заметил отделившуюся от толпы фигуру. Обернулся и увидел человека, полускрытого растениями, украшавшими вход в гостиницу.

Он смеялся! Смеялся, глядя на небо… Блики от серебристых букв скользили по его белым зубам. Я не верил своим глазам: он смеялся почти на виду у всех, в двух шагах от сцементированной темной массы, по краю которой зияли разинутые рты и глубокие отблескивающие стеклом глазницы.

Я шагнул к дверям и заслонил собою смеющегося. Минуту спустя он поднял на меня усталые глаза, отсвечивающие озорными искорками, поклонился, быстро сошел на тротуар и слился с толпой.

* * *

– Шесть часов утра!.. Шесть часов утра! – дурным голосом завопил динамик. – Я – Воскресный вещатель.

Вспомните, что говорил Великий Гордр о шести часах утра!..

Потом, на всякий случай, вещатель провозгласил цитату о том, что шесть часов – это куда лучшее время, чем пять утра или семь, для того чтобы встать с постели и начать новый День. Далее Воскресный вещатель отечески произнес:

– Десять минут на физиологию и гигиену!

Я не обязан был соблюдать здешний распорядок. Проверив, все ли уложено в чемодан, я включил квантовую бритву. Но едва покончил с левой щекой, снова ожил динамик:

– А теперь выйдите на середину комнаты! Военнослужащим и семейным построиться по росту!.. Та-ак, хорошо!.. На изображение Великого Гордра – равняйсь! Смирр-на-а! Песню «Благословенный светоч наш» запевай!..

Конечно, и сам вещатель затянул на два голоса глюэнский гимн. Это было похоже на дуэт блуждающих в тумане пароходов. С улицы – из окон и дверей – доносился хор вторивших им глюэнтян.

Порадовав меня после гимна небольшой паузой, вещатель снова ожил.

– Внимание! – объявил он строго. – Не забывайте: до девяти утра Министерству Двух Пэ должно быть сообщено обо всех недозволенных действиях, сомнительных поступках, зловредных словах и крамольных снах!.. Как обычно по воскресеньям, жильцы нечетных номеров обличают жильцов четных, дети – родителей, мужья – жен!..

До отъезда из гостиницы оставалось еще минут сорок. Я вызвал дежурного робота.

– Возьми чемодан, – сказал я ему, – спусти его на лифте и отнеси в кафе к крайнему столику рядом с дверью.

Сам я не спеша сошел пешком по лестнице. Робот ждал меня у входа в кафе. Я опустил монету в отверстие на его затылке. Он тут же сплюнул мне на ладонь сдачу. Чаевых здесь не брали.

Отворив массивную дверь, я увидел около столика свой чемодан, а за столиком – Старшего дегустатора крамолы Вурга, поднявшегося мне навстречу.

– Миллион лет, – сказал он.

Понимая, что неофициальная краткость его приветствия – это особая любезность, я ответил еще одним «миллионом» и пригласил его садиться.

Мы заказали бутерброды с копчеными червями и кофе.

– Чему обязан? – спросил я, взглянув на Вурга.

– Видите ли, – отвечал он с непонятным смущением. – У меня к вам дело. То есть, не у меня лично… у всех… Хм… И не у всех… вообще… а у всех нас… нас… как таковых…

Я помалкивал.

– Под «нами», – продолжал он, – я имею в виду всех… кто соответственно облечен…

– Вы хотите сказать, что говорите от имени властей, – я решил докопаться до сути сам, – но разговор наш носит как бы частный характер?

– Вот именно! – приободренный, он едва не расплылся в улыбке.

– Ну и в чем же дело?

– Не смейтесь, дело в смехе. Вы были правы: у нашей таможенной службы нет чувства юмора. Но, – он быстро огляделся по сторонам, – его нет и в других… департаментах…

«Уж не сколачивает ли он юмористическую фронду? – подумал я. – Свою смехотворную оппозицию»…

– Юмора нет не то что у штатных или добровольных осведомителей, но даже у Старших дегустаторов крамолы и, – он опять осмотрелся, – …и выше. Мы беззащитны перед смехом. Любой из нас ежеминутно может проморгать что-нибудь смешное. А там – греха не оберешься. Подпольные смехачи появятся, как грибы после дождя. Были… были и на Глюэне люди, понимавшие толк в смехе, но их всех до единого подвели под новый закон. Если кого теперь и выпустить, положиться на них нельзя.

Он вздохнул.

– Но какое все это имеет отношение ко мне? – спросил я.

– О, вы… у вас-то есть чувство юмора!..

Я поклонился, едва не угодив носом в свой кофе.

– Вам, – продолжал он, – ничего не стоит вовремя и в любой форме распознать смешное. Вы были бы нам очень полезны, скажем, на посту начальника ОВЭЭС – Отдела Выявления смеха в Министерстве Двух Пэ.

Я безмолвствовал, ошеломленный его неожиданным ходом.