Сода-солнце. Повести

Удивительно умел этот человек говорить невпопад. Вот и теперь.

- Да… - угрюмо и не сразу сказал ученый. - Припоминаю… Все обнажилось… Можете представить себе такое… Шел по улице тихий молодой человек, служащий… Я тогда был совсем тихий. В школе я был отличником и хотел таким остаться в науке… Мир я перестраивать не собирался, и меня вполне устраивала роль шестеренки отличного качества, которую не так-то просто заменить… Одним словом, я вам честную работу, а вы меня оставляете в покос и хорошо смазываете… Ну вот… А был тогда в городе международный фестиваль молодежи, и я этого не учел.

- Не надо больше пить, - сказала Валентина Николаевна.

- Пустяки, - сказал ученый. - Я же не о себе рассказываю, а о том молодом человеке. Теперь я совсем другой.

Он выпил рюмку, поперхнулся и закашлялся, даже слезы выступили. И повеселел.

- Иду по улице, и вдруг музыка, вдруг яркость, вдруг гитары бьют шальной, неслыханный ритм… Вдруг женщина, смуглая и прекрасная, выбрала меня из толпы, и отказаться нельзя, все смеются, хлопают - начинает танцевать и улыбается мне в глаза… то совсем близко, то отходит на длину вытянутой руки… Гитары рокочут… И вдруг стоп, танец кончился. Она стоит совсем близко. Дышит.

Ах, танец, танец, что ты с людьми делаешь. Ах, танец, немой разговор.

- Подождите, - сказала Валентина Николаевна.

- Не перебивайте, - сказал ученый. - А то не решусь досказать. Вот и подумал молодой человек - может быть такое, чтобы сразу, без оглядки, на всю жизнь? И чтобы жизнь была такая, как встреча на улице.

- Может, - сказал приезжий.

Нет, - сказал ученый. - Завтра она будет другая, эта женщина. Неоткуда взяться такой, чтобы понимала с первого вздоха и жила, как в танце. Разойдутся утром люди, и останутся на асфальте бумажный мусор, а на проводах фестивальные плакаты. Вот как думал тот молодой человек. Потому что, видимо, танец - это всегда вызов. А я этот вызов не принял и струсил.

- Я тоже, - сказала Валентина Николаевна.

- Я вас сразу узнал, - сказал ученый. - Только волосы у вас теперь светлые. Крашеные?

- Нет. Тогда были крашеные. Это была моя перовая роль. Не хотела парика, выкрасилась в темный цвет. Я играла гречанку в фильме этого клоуна. Он сочинил фантастическую повесть про гречанку. Называлась «Голубая жилка Афродиты»… Я была тогда археологом… Я была тогда влюблена в этого дурака…

- Потом из этой истории сделали фильм, - сказал приезжий. - И на роль гречанки взяли Валю. У нее на физиономии было написано, что она может сыграть эту роль. Впрочем это была ошибка.

- Да, - сказала Валя. - Впрочем, это была ошибка. Я сыграла эту роль. Был большой успех… Почему я с вами веду такие разговоры? Переменим пластинку.

- Сейчас, - сказал ученый и тронул какую-то ручку с края стола. - Ультразвуковая музыка, - извиняясь, сказал он. - Для настроения. За порогом слышимости.

- Я бы вас поубивала обоих, - сказала актриса. - Вы с нами как с кроликами, честное слово. Что-то мне весело становится - это опять пластинка?

Ученый кивнул. Актриса закрыла лицо руками. Приезжий наклонился и рывком отломал ручку у края стола. Блеснула искра. Столик зажужжал и затих.

- Ну вот, - сказал приезжий. - Поговорим в натуральном виде.

- После этого я играла только всякое «кушать подано», - сказала актриса. - Потому что умела только подражать кому-нибудь, и все мое искусство зависело от прототипов… а, как на грех, никто из женщин не поразил больше моего воображения… Потом за роль Офелии мне дали звание. Но это звание дали Шекспиру, а не мне - это-то уж я понимала… Актрисы из меня не вышло… Во мне не оказалось ничего своего… Любовь была книжная, роли или натурные слепки, или автор классик… ничего своего…

- Врешь! - сказал приезжий и стукнул кулаком. - Врешь!

- Правду говорю, - сказала актриса с тоской. - Скрываться бесполезно… Ты сам этого хотел… Мне все равно…

- А танец! - сказал приезжий. - Танец на площади, от которого захватывало дыхание!

- Плясать… - сказала актриса. - Кому это нужно?…

- Высшее искусство - это танец, - сказал приезжий. - Признаем это со смирением. Потому что это раскованный человек. Танец - это единственная реальность в искусстве, показывающая, как выглядит счастливая жизнь. Человека, который видит танец прекрасной женщины, охватывает экстаз, только потом ему почему-то плакать хочется.

- Боже мой… - сказала актриса, - Если бы я в это могла поверить… Наверное, это опять какой-нибудь проклятый стол работает, и подкрадывается, и поет неслышно… Мне кажется, я догадалась, какой толчок вызывает вдохновение… Если бы я в это могла поверить, я бы сказала «здравствуй, жизнь, нерастраченная, спящая во мне жизнь»…

- Ну что ж, - сказал приезжий медленно. - Теперь, пожалуй, можно и рассказать… что я считаю этим толчком…

Он расстегнул ворот. Теперь было видно, как он устал.