Содержанка

— Кто придет? — эхом повторила Елена. — Эти сволочи из ОГПУ, естественно.

56

Склонив голову на плечо Чану, Лида сосредоточилась на том, чтобы не дать ногам подкоситься. Чан, крепко поддерживая ее за талию, долго петлял по городу, чтобы быть полностью уверенным, что за ними не следуют скрытые пеленой снега бдительные тени.

Когда, наконец, он привел ее в их тайное убежище, Лида, с трудом переступив порог, оторвалась от Чана в первый раз. Медленно и глубоко вздохнув, чтобы унять боль в боку, она стянула шапку, но, когда впервые после пожара посмотрела на себя в висевшее на стене зеркало, она покраснела как рак. Выглядела она ужасно. Часть ее волос сгорела полностью, остальные скукожились и потемнели. С ожогами на лбу она напоминала огородное пугало.

— Обрежь.

— Сначала отдохни. — Чан подтолкнул ее к кровати. — Ты совсем без сил.

— Прошу тебя, обрежь. Коротко, как у мальчика. Избавь меня от этих… повреждений.

Его черные глаза задержались на ее отражении не дольше секунды, но за этот мизерный отрезок времени она успела понять, что он увидел все ее «повреждения» до самого сердца. Он увидел пустоту, вину и страх, и ей стало стыдно. Он легко поцеловал кончики ее опаленных волос, достал из сапога острый нож и отрезал первую прядь.

— Ну как? Лучше?

Она кивнула.

— Это же всего лишь волосы. Не руки, не ноги.

Но когда он продолжил и волосы прядь за прядью полетели на пол, как сухие листья, губы Чана скорбно искривились. Он наклонился и подобрал обгоревшие медно–красные локоны, как огненные дары своим богам. Воспоминание о том, как мать обрезала тупыми кухонными ножницами свою длинную темную гриву, неожиданно всплыло в голове Лиды, и она, наконец, поняла. Поняла страстную потребность наказать себя. Поняла то чувство облегчения, которое это приносит, чувство, которое она видела в лице Антонины, когда повстречала ее впервые в туалете гостиницы.

— Чан Аньло, — прошептала она, развернувшись к нему лицом. — Скажи, что у тебя болит?

Когда он задумался, зрачки его расширились, отчего в глазах появились фиолетовые пятнышки.

— Плечи.

Она имела в виду совсем другое, и он понимал это.

— Покажи.

Он осторожно положил пригоршню волос на стул и снял куртку. Она была вся в дырах с коричневыми обгоревшими краями, и блуза его была не в лучшем состоянии. Стянув ее через голову, он повернулся к Лиде спиной.

— Красиво, — только и сказала она.

Рука ее накрыла рот, чтобы не выпустить звуки, которые рвались наружу.

— Ты умеешь накладывать мазь?

— Я настоящий специалист. У меня пальцы легкие, как пушинки, разве ты не помнишь?

Он повернулся.

— Помню. Разве такое забудешь?

— В садовом домике в Цзюньчоу, когда ты был ранен и…

Он подхватил ее обеими руками и уложил на постель.

— Тише, любовь моя, не нужно прятаться в прошлом.

Очень нежно он снял с нее всю одежду, оставив только повязку на талии, там, где пуля попала ей в бок. Несмотря на то, что рана была зашита, белый бинт был весь в красных, коричневых и оранжевых пятнах. Он поцеловал гладкую кожу на животе и укрыл девушку одеялом.

— Поговори со мной. Посиди рядом, — пробормотала она.

— Сначала выспись, а потом поговорим. — Из потертого старого кожаного ранца, который когда–то давно, еще в Китае, она подарила ему. Чан достал маленькую бутылочку с мутной жидкостью и капнул ей на язык. — Теперь спи.

Но Лида с трудом поднялась с подушки и села.

— Сначала смазать ожоги, — сказала она и выставила руку.

Он не стал спорить. Из ранца появился глиняный горшочек. Лида усадила Чана на кровать, сама села у него за спиной на колени и размазала густое вещество по пальцам. Как и было обещано, легкими, как пушинки, прикосновениями она втерла мазь в жуткие ожоги у него на плечах. Лида не стала спрашивать, что было их причиной. Упавшая горящая балка? Огненный взрыв? Теперь это не имело значения. Мазь издавала странный запах, запах незнакомых ей растений, от которого щипало в глазах и тяжелели веки. Лида поцеловала чистую здоровую кожу посредине спины, но, прежде чем она успела открыть рот, чтобы сказать Чану, что он — самый терпеливый мужчина на всем белом свете, прежде чем какие–то слова собрались у нее на языке, она уснула.

Когда она проснулась, было темно. Ночное небо пялилось в окно и гремело стеклами, пытаясь проникнуть внутрь. Лида ощущала вокруг себя тепло Чана, но сразу поняла, что он не спит. Отдохнув, она почувствовала, что набралась сил, поэтому приказала легким дышать неглубоко и ритмично, чтобы казалось, будто она все еще спит. Она не была готова к тому, что ждало ее впереди. Потеря отца согнула что–то внутри Лиды, и она горевала по нему и по мечте, которая погибла вместе с ним. Лида вдруг почувствовала, что у нее мокрые щеки, и это ошеломило ее. Она что, плакала во сне? Долго она лежала так, свернувшись и прижимаясь к Чану спиной (час, может дольше), не желая торопить миг расставания. Она впитывала в себя каждую секунду, запоминала в точности, каково это — чувствовать его руку у себя на бедре, ощущать его дыхание на шее и как это дыхание заставляет тончайшие нервные окончания на спине трепетать от удовольствия.