Такая смерть и является онтологической ценностью для идеологии. Никакой другой онтологической ценности нет. Ценность здесь измеряется понятием "жертвы". А жертва обладает ценностью постольку, поскольку мы, веруя или нет, существуем в христианской культуре. И поскольку для нас, людей этой культуры, – веруем мы ли нет – несомненна онтологическая, абсолютная ценность другой Жертвы. Высшей и тоже принесенной "за други своя".
Если этого нет, ничего дальше сторонникам "менеджерского" отношения к жизни объяснить невозможно. Я не религиозный человек. Но я принадлежу к этой культуре и ее системе ценностей. Для меня категория жертвы обладает абсолютной ценностью. Если есть рядом другие идеологии, в которых жертвы не обладают абсолютной ценностью, я не знаю, как они толкуют принципы существования государства на земле.
Теперь о методологическом смысле нашего рассуждения. Что я сейчас сделал с этой проблемой? Я ее трансцендентировал. Мне предложили имманентную "прагматическую" конструкцию, где нет категории "цена слова", а есть "менеджер" и далее корпорация и все с ней связанное. Но ведь тут же, в системе этих слов, естественно, выползает и "ликвидность".
Спецслужбистские бюрократические прагматики не понимают, что, играя со словом "менеджер", можно попасть в ситуацию, когда мало не покажется! Что у этого слова есть цена. Что выпущенное однажды, оно начинает самостоятельно жить, работать, как крыса прогрызать смысловые дыры… Они не осознают веса политической лингвистики, а также значимости трансцендентального измерения в жизни.
Там, где фигурируют "наши мертвые", там возникает ценность Родины и государства. Мы умрем, а Россия вечна. И мы да пребудем в ней вовеки. Иначе говоря, Россия есть держатель акционерного потенциала нашего бессмертия. А еще никто не сумел пока конвертировать бессмертие в смерть. Если Россия бессмертна и если она адресует к потенциалу нашего бессмертия, то акции бессмертия нельзя продать в обмен на жизнь. Вечность вообще нельзя продать, поскольку нельзя продать бесконечное за конечное. Сколько стоит бессмертие? Неизмеримо много оно стоит – по определению. У него нет цены. В соответствии с этим, все, что к нему причастно, тоже цены не имеет.
А как только все, включая такое бессмертие, приобретает цену, человечество рушится. Ибо высший слой человеческого бытия состоит именно из того, что бесценно, что принципиально выведено из сферы купли-продажи.
И чем больше мы расширяем эту сферу, чем быстрее интенсифицируем акты купли-продажи, тем крепче, жестче, надежнее мы должны беречь тот слой, в котором никакие акты купли-продажи недопустимы. Естественно, что сфера, где совершается купля-продажа, будет давить на сферу, где этого не происходит. Но для того и существует культура, как непреодолимый защитный барьер, который ограждает и предупреждает: "Вот это уже не продается!"
Вот за что необходимо бороться, вот где надо наступать и выигрывать наступление. Ибо это главный фронт – борьба за человека и человечность.
Но тогда, соответственно, не может быть борьбы против разрушения государства – вне трансцендентальной политики, эстетики, философии и пр. Нельзя выстроить имманентно-прагматическую философию и т.д. и в пределах ее вести борьбу за государство. В этих пределах государство бессмысленно или, точнее, всегда небесспорно! В любой момент может возникнуть та рациональная "прагматическая" черта, за которой его выгоднее ликвидировать.
Поэтому никакая (еще раз подчеркиваю, никакая!) живая подлинная жизнь системы государственной безопасности не может быть развернута в имманентно-прагматическом философском ключе. И не должна быть отрезана от философии вообще. Потому что, как только она отрезается от философии вообще, а внутри нее образуется некая имманентно-прагматическая делянка, государственная безопасность как категория уничтожается вместе с самим понятием "государство".
Если это происходит, тогда надо переопределять понятие "государство". То есть определять его как корпорацию и рассматривать его ликвидность. А если сделать так, то я берусь доказать, как дважды два, что высокая ликвидность налицо и что все условия для ликвидации России созрели. И что это уже делается и что не надо никаких объяснений в духе "происков ЦРУ".
Проанализируйте все главные тенденции, а затем просто возьмите список последних законопроектов и недавно принятых законов и внимательно его просмотрите. Там все условия ликвидации прописаны.
Нужны доказательства? Они таковы (рис. 2).
Объективно существуют три мегатренда. Начнем с элементарного.
Говорят, у нас создается новая супермощная армия.
Из кого? Из роботов? По всем данным, наркотизация и алкоголизация молодежи идут ускоренными темпами, и это не говоря уже о ситуации со здоровьем населения в целом. Так из кого при таком мегатренде будет совсем скоро состоять эта наша новая армия? Из иноземцев? Будут создаваться "византийские наемные полки"?