Софья Алексеевна

— С княгини Анны Глинской. Ведь вся беда на Всехсвятском пожаре при государе Иване Васильевиче Грозном от духовника государева, протопопа Благовещенского Федора Бармина приключилась. Кричать принялся, что княгиня с детьми и людьми своими по Москве ездила и волхвовала. За духовником бояре, а там и до толпы недалеко. До того народ озверел, страх Божий позабывши, в храме Господнем, у самого митрополичьего места сына княгининого — князя Юрия в клочки растерзал. В толк не возьму, как его государь Иван Васильевич простил — постригся поп в Чудовом монастыре, там же и дни свои скончал. От вины своей занемог, разболелся, да и порешил схиму принять.

— Покаяние не тюрьма.

— А боле ни о чем господину Кленку, великий государь, говорить не стал. Сам ему указал, что место сие святое, потому что принимали в нем святое крещение, по обычаю, царские дети. Да уж коли о Глинской речь повели, правда ли, великий государь, будто ты царевен своих сватать за иноземных королевичей решил? Слух до меня дошел из Посольского приказа.

— Дальше слухов, владыко, дело еще не пошло.

— И слава тебе, Господи. Нешто мыслимо православных царевен за папежников отдавать.

— Какую ж судьбу ты им, владыко, прочишь? В царском терему век скончать? А ну как долгий окажется? Аль в монастырь идти, как сестра-царевна Анна?

— А хоть бы и так? Святое дело. За государя да за державу Российскую Бога молить, плохо ли? Нет им ровни среди правителей православных, стало, так тому и быть. О мирском, государь, хлопочешь, о мирском. И о школе тебе я не зря сказал. Рацеи тебе преотличные школяры приготовили, только как бы и к ним папежники ходу не отыскали. Учителя-то все киевские, а там, сам знаешь, до Риму недалеко.

— Рим Римом, владыко, а что со своими бунтовщиками делать будем? Когда осаде соловецкой конец придет? Шестой год отряды царские у стен обители стоят. Шестой, владыко! Кругом супротивность великая, но чтоб твои иноки так в упорстве своем закоснели! Обращался ли ты к ним, и давно ли?

— Обращался, государь, да они грамоты патриаршьи не принимают. Не читаючи, гонцу возвращают. Мол, не патриарх я для них, не отец духовный.

— Что ж, пущай пеняют на себя. Казнить их буду. Всех, как есть, казнить! Пусть пощады да милости не ждут. Нет у меня боле на всех супротивников терпения. Благослови, владыко!

— Господь да пребудет с тобой вовеки, великий государь.

19 января (1676), на день памяти преподобного Макария Великого, Египетского, приходили к патриарху ко благословению черкасы, что от Дорошенка приезжали, Павел Елетка с товарищи.

22 января (1676), на день памяти апостола Тимофея, присномучеников Анастасия Персеянина и Анастасия, диакона Печерского, в Ближних пещерах, воевода Мещеринов взял Соловецкий монастырь, благодаря монаху Феогносту, указавшему царским отрядам тайный ход в обитель. Из защитников монастыря оставлено 14 человек, остальные казнены и разосланы по тюрьмам.

— Худо, худо государю!

— Как худо? Занемог, что ли?

— Какое занемог! Никак, кончается. Духовник уж давно в опочивальне. Князья Одоевские приехали: Яков Никитич да Никита Яковлевич, чуть не бегом бежали.

— А за детками, за детками-то послали ли?

— Послали, а как же. Вон, не видишь, что ли, царевич Федор Алексеевич поспешает. Дорогу, дорогу царевичу!

— За царевнами недавно пошли. Поди, тотчас и будут.

— Царица-то в опочивальне?

— Нетути. Не приходила.

— Да ты что? Как не приходила?

— Не посылали за ней, оттого и не приходила еще.

— Никак, идет. Слышь, голосит. Не она ли?

— И впрямь она. Да и мамок взгомонила — царевичей несут.

— Как на всех места хватит. Старшие царевны государыни поспешают. Арине Михайловне вона как трудно идтить-то.

— Известно, ногами болеет, да и дышать тяжело стала, что твои мехи кузнечные. Издаля слыхать.

— Редко сестрицы у государя бывать стали. И не упомню, когда к нему приходили. А уж государь к ним давно ни ногой.

— Никак, родители царицыны подошли.

— Да полно тебе, нешто их сюда впустят. Сама царица не больно-то их жалует, к себе не допускает, а уж чтоб в такой-то час!

— Четвертый час утра.

— Четвертый, говоришь? В такое время и батюшка государев блаженной памяти Михаил Федорович дух испустил. Видать, сам за сыном пришел. Говорят, так бывает.

— Господи, неужто и впрямь не дожить государю нашему даже до утра? Что за напасть за такая!

— Едва весточку о казнях соловецких получил…

— Замолчи! Смерти не боишься…