Вскоре Софья Андреевна узнала, что дочь Александра вместе с Чертковым занялась подготовкой трехтомника произведений Льва Николаевича. После того как «американская история» завершилась, к счастью, безрезультатно, а правительственный выкуп Ясной Поляны, увы, не состоялся, дочь стала реализовывать волю отца, заключавшуюся в передаче земли крестьянам. Саша предложила матери и братьям простое компромиссное решение, которое удовлетворяло, как ей казалось, сразу всех: на полученные от продажи трехтомника деньги она выкупает у родственников западную часть имения, которую раздает крестьянам согласно воле покойного отца. Споров не возникло. Крестьянам же дар показался слишком необычным. А Софья Андреевна подумала, что она могла бы еще раньше преподнести крестьянам такой подарок. Как печально все это! Муж лишил семью своих сочинений, а крестьян — земли. Если бы все было в ее руках, она оставила бы права на сочинения, написанные мужем до 1881 года, себе, а всю землю, более 500 десятин, отдала бы крестьянам. Но Лев Николаевич захотел, чтобы все было не так.
Получив за посмертное издание книг отца 120 тысяч рублей, Саша выкупила Ясную Поляну у матери и братьев. Софья Андреевна оставила себе дом, а всю землю западной части имения, согласно воле отца, дочь отдала яснополянским крестьянам на определенных условиях: они не вправе были полученную землю продавать, закладывать или отдавать в аренду. Выкуп земли у братьев был осуществлен на очень выгодных для них условиях, гораздо выгоднее, чем вариант, предложенный правительством. Таким образом, из 826 десятин земли 600 было выкуплено Сашей для передачи крестьянам, а остальные 226 десятин остались за Софьей Андреевной, которая продала свою наследственную часть Саше в пользу крестьян, а на полученные деньги выкупила у детей саму усадьбу.
Оформление выкупа оплачивалось по двойной для этих мест цене, по 500 рублей за десятину пашни при ее реальной цене в 250 рублей за десятину. Кроме того, сыновья получали привилегию в виде долговременной отсрочки передачи крестьянам земли, занятой лесом. Дочь выплачивала Софье Андреевне и братьям 400 тысяч рублей. Если учесть, что сама усадьба в 200 с лишним десятин оставалась за ней, тогда как проект государственного выкупа предполагал для нее лишь пожизненное владение флигелем, то выгода от этой сделки была очевидной. Итак, одна проблема была решена, но на этом их семейные неурядицы не закончились. Нерешенным оставался главный вопрос, связанный с правами на хранение рукописей Льва Николаевича.
Тяжба между матерью и младшей дочерью тянулась почти четыре года, и хотя обе старались не распространять ее на свои личные отношения, все‑таки сведения об этом дошли до печати и получили широкую огласку. Еще в конце ноября 1910 года, когда завещание вступило в законную силу, адвокат Н. К. Муравьев сразу же обратился в Исторический музей, где Софья Андреевна хранила часть архивов мужа и своих, с заявлением о необходимости опечатать хранилище рукописей Толстого, чтобы соблюсти издательские интересы их реальной наследницы Саши. Тот же Муравьев подготовил еще и нотариальное завещание, адресовав его типографии товарищества Кушнерева, где говорилось о том, что «согласно завещанию печатание или издание кем‑либо сочинений Л. Н. Толстого, помимо А. Л. Толстой, является нарушением ее интересов». Таким образом, приостанавливалась вся издательская деятельность Софьи Андреевны. Был брошен камень в ее огород, и она знала, кто на самом деле его запустил.
В срочном порядке она провела переговоры с ответственными лицами типографии и настояла на том, чтобы эти требования типография отклонила. Ее аргументация была такой: она сделала заказ на печатание двадцатитомного собрания, доставила бумагу, читала корректуры, разбирала рукописи, то есть была целиком и полностью единственной собственницей данного заказа. Софья Андреевна умела отстаивать свои права. Она не желала уступать свои позиции дочери Саше, которую постоянно натравливал на мать Чертков. Конечно же это он стоял за нотариальными запретами адвоката Муравьева. Она была расстроена гнусным поведением дочери и решила нанести ответный и адекватный удар. У нее были очень добрые отношения с руководством Исторического музея, она пообщалась с представителями совета, а потом подала им бумагу, в которой запрещала кому‑либо появляться в той комнате, где она хранила вещи и рукописи мужа. А Саша уже строчила матери ответ с угрозой навредить ее изданиям.