Софья Толстая

За пятнадцать лет брака Соня срослась с мужем, они стали единым целым. Это оказалось возможным, как она полагала, благодаря переписыванию Лёвочкиных романов, над которыми она сидела не разгибаясь, пристально всматриваясь близорукими глазами в запутанный веревочный почерк, проживая сразу несколько жизней со своими любимыми героями. И еще потому, что самое лучшее из их супружеской жизни автор вкладывал в свои сочинения, тем самым что‑то отнимая у нее. Но от этого жизнь Сони не становилась хуже. Все с лихвой компенсировалось чудом искусства, доказывая справедливость Лёвочкиного утверждения, что сочинение прекрасно, а жизнь дурна. Однако с этим высказыванием она не могла полностью согласиться. Несмотря на то, что ее жизнь протекала не в эпикурейских условиях, Соня была счастлива, не разочарована ею, любила и ожидала от нее еще много хорошего. Потеряв трех своих детей, одного за другим, Соня все же нашла в себе силы не сломаться под тяжестью горьких воспоминаний, она научилась залечивать раны.

В тридцать три года, считала Соня, пора подвести хотя бы предварительные итоги тому, что сделано. А итоги были вполне впечатляющими. Она купалась в славе мужа, и это было заслуженно, как и то, что она вызывала восторженные эмоции, например, у фрейлины Александрин Толстой, которая, впервые увидев ее, отметила ее «симпатичный» внешний облик «с головы до ног», а еще и ее «простоту, ум, искренность и сердечность». Действительно, духовные, умственные силы Сони, как, впрочем, и физические, находились в полном расцвете. Семейный опыт оказался также весьма поучительным и внушительным, она очень сильно привязалась к своему мужу и детям.

Кажется, совсем недавно она впервые почувствовала незнакомое «брыканье» ребенка в своей утробе, и за прошедшее время это случалось с ней аж восемь раз. Лёвочка говорил ей так: жена и муж должны сходить со сцены, а их место должны теперь занять дети. Что ж, старшему сыну Сереже уже 14 лет, дочери Тане — 13, муж «здоровее прежних времен». Конечно, жизнь с гением порой обжигала ее, но за это время Соня многое поняла. Прежде всего то, что «им не сделается, а себя потеряет». Поэтому стремилась жить своей маленькой жизнью, хотя это было непросто. В ее голосе и в ее интонациях был слышен мужнин первоисточник, что не преминула заметить чуткая фрейлина Толстая. Живя с гением, Соня невольно, словно губка, впитывала в себя мысли мужа, становясь умнее. Ведь Лев Николаевич не зря не раз повторял, что с умным человеком умнеешь. Они были душевно очень близки.

Судьба наградила Соню дыханием de longue haleine (долгим. — Н. Н.), это позволяло ей многое вынести на протяжении длинных дистанций. Соня теперь была многоопытной помощницей мужа — творца, а не только прекрасной матерью пятерых детей, которые были для нее несравненно хороши. Получалась интересная штука: жизнь с детьми тянула ее в одну сторону, а Лёвочкино романное творчество в другую, но она умело балансировала между двумя пространствами и пока удачно выкарабкивалась, каждый раз удивляясь своему мастерству. Но ее психика порой не выдерживала таких огромных перегрузок и перенапряжений. Случались сбои, пока еще не доходившие до депрессий. Все ограничивалось жаждой веселья, комплиментов, для которых семейный мирок был тесноват.

Тем не менее их физиологическая и интеллектуальная связь выглядела вполне привлекательной, скрепляла и охраняла супругов. С каждым прожитым с мужем годом Соня все больше испытывала чувство благодарности судьбе за щедрый дар быть женой Толстого. Но и сама при этом не плошала, de main de maitre (с рукой мастера, профессионально. — Н. Н.) управляла ровным течением их супружеской жизни, не обременяя себя заботами о собственной красоте. Прошло то время, когда она хотела понравиться молодым людям, которыми был переполнен родительский дом. Тогда для нее была чрезвычайно важна забота о внешности. Теперешняя замужняя жизнь приучила Соню почти к пуританскому стилю, заставила забыть прежние треволнения из‑за появления первых морщин. Все улетучилось само собой. Сейчас ей казался совершенно нелепым поиск всевозможных омолаживающих средств. Ее забота о внешности была минимальной, она носила строгую прическу с прямым пробором и гладко зачесанными волосами, которая была ей к лицу. Изредка делала огуречные, фруктовые или кисломолочные маски. Главным в уходе за собой для нее оставалось здоровое питание, она не гналась за вечной молодостью. Была слишком рассудительной для этого, обладала крепким умом, он не давал ей стареть. В этом, пожалуй, и состоял главный секрет ее моложавости. В свои тридцать три года Соня нашла смысл жизни в тишине и уединении, а не в шуме и блеске. Со временем страсти стихали, уступая место детскому многоголосью, которое должно было в этом году пополниться еще одним голоском. Волнения сменились размеренностью домашнего труда.