София слышит зеркала

Я аж заслушалась. Красивый смех. Да и сам мужик харизматичный до ужаса. Вот была бы поумнее, уже давно бы глазки строила и старалась соблазнить, а не пыталась бы бороться с непонятной нечистью и вести себя как не полагается приличной девушке.

— Знаешь, напомни мне сводить тебя на одно из выступлений его рок-группы. Увидишь много интересного. — Гюнтер подмигнул мне: — Одевайся, нам нельзя опаздывать.

* * *

Зал Лайсхалле поражал своей грандиозностью. А еще невероятно напоминал Одесский оперный театр, где нам со Славкой доводилось бывать несколько раз. Цвета — белое и золото, а еще — пурпурный велюр сидений. Специфический запах, который бывает только в театрах и концертных залах. Перешептывания и тихий смех заполнявших зал людей. Просторная сцена, бежевая с деревом. На такой, пожалуй, и я бы выступила с удовольствием. Шикарный черный рояль стоял гордо и важно, словно был единственным инструментом, ради которого собрались тут слушатели. Кстати, очень похож на тот, что я видела в Шпигельванде. Видимо, братец перенес именно его отражение. Удобно, ничего не скажешь. И очень практично.

Наши места были в первом ряду. Крампе и Кениг в черных костюмах и белых рубашках, Славка в стильном белом платье и я. На меня смотрели. Мой наряд скрывал меня от шеи до пят, кофейно-телесная ткань по цвету почти не отличалась от кожи, и только блеск серебристых бусинок играл и переливался в лучах света при каждом движении. Спина обнажалась почти полностью, игривым полуовалом показывая часть поясницы. Волосы были убраны в высокую прическу, один крупный локон спускался по шее на грудь. Широкая полоска, присборенная через каждые три сантиметра, расшитая такими же бусинами, как и платье. Она надевалась на голову и заворачивалась наподобие чалмы, но при этом оставляла часть головы открытой так, что виднелись волосы. В ушах находились массивные серьги в виде крупных золотистых жемчужин, на пальцах — кольца с камнями такой же формы. Макияж делался дома и на ходу, но это не помешало нам со Славкой управиться как следует и получить отличный результат. Естественно, неброско и в то же время умело подчеркнув глаза, губы и скулы.

Когда Гюнтер вошел, то присвистнул и одобрительно кивнул.

— Прекрасно, фрау Сокольская. Вы просто всех затмите.

И хоть я уловила проскользнувшую в его словах едва различимую подколку, все же уяснила, что увиденным он остался доволен.

Мы заняли наши места. Сердце неожиданно застучало как сумасшедшее, а ладони немного взмокли. Я сделала глубокий вдох. Спокойно, без нервов. Что за эмоции, будто мне выходить на сцену, а не Стефану.

И тут же поняла, что при расколотом даре часто бывает, что один зеркальщик очень хорошо чувствует другого. Пусть Стефан и профессионал, но нервы никуда не денешь. К тому же тут сама атмосфера просто обязывает переживать.

Они вышли на сцену. Четыре человека, все во фраках. Стефан удивительно собранный, спокойный, с едва заметной на белых губах улыбкой и какой-то неясной теплотой во взгляде, словно встретил старых друзей.

Меня заметил тоже. На секунду серые глаза расширились. Однако он тут же взял себя в руки. Я не поняла, одобрил или нет, но явно впечатлился. Так тебе и надо, милый братик, а то вечно нос задираешь.

Я посмотрела на сопровождавших его мужчин. Все относительно молодые, самому старшему — тридцать пять, не больше. Двое — темноволосые стройные близнецы. В руках одного флейта, у другого — скрипка. Третий — крепкий мужчина с грубоватыми чертами лица и огненной шевелюрой. Виолончелист. Самый мужественный и крупный, самый старший. Все вроде и не красавцы, но обладают каким-то неуловимым очарованием.

«Интересно, Стефан играет только на рояле?» — осенила меня мысль. Сама не поняла, к чему, но решила, что он показывает далеко не все, на что способен.

Когда полилась музыка, я затаила дыхание. Пусть я не отношусь к тонким ценителям классической музыки, да и являюсь обыкновенным слушателем, но играют они замечательно. Чтобы добиться такого эффекта, стоит репетировать неделями и изумительно чувствовать друг друга. Мелодия подхватывала душу, как пушинку, и уносила далеко-далеко, за пределы царственного зала Лайсхалле, прямо в открытое вечернее небо. Несла над сияющим разноцветными огнями Гамбургом и темными водами Эльбы, кружила немыслимым вальсом прямо на звездах.

А потом вдруг стало очень жарко. Как если бы меня окружила огненная стена, но при этом только робко касаясь кожи, не смея обжечь. Приболела, что ли? Я приложила руки к горящим щекам и снова глубоко вздохнула. Внутри все сжало, будто сейчас должно свершиться нечто невероятное.

Стефан убрал руки с клавиш. На несколько секунд положил их на колени и сделал вдох. Стоп, с ним, кажется, происходит то же самое, что и со мной. Пауза закончилась, и вновь полилась музыка. На этот раз более резкая и ритмичная, завораживающая каждым звуком.